Анна Яковлева - Из ворон в страусы и обратно

А что, разве она поумнела?

Забросила шитье, рисунок – все забросила из-за того, что богочеловек оказался обыкновенным, почти хрестоматийным негодяем. Хорошо, не негодяем, а просто не тем, за кого она его принимала. А он наверняка считает, что это она оказалась не той, за кого он ее принимал. И еще неизвестно, кто из них прав.

– Сними с меня мерки, – выставив вперед округлившийся животик, попросила Тонька – она явно была чем-то смущена.

– Что будем шить?

– Свадебное платье, – пробормотала под нос Антонина, упорно разглядывая протертые на носке колготки, из которых просился на свет наманикюренный ноготь.

– Класс! Алик вернулся, – попыталась угадать Нилка.

Тонька в ответ потрясла головой и, шмыгнув носом, прогундосила:

– Не-а.

– А кто? – Нилка с нарастающим удивлением пожирала подругу глазами – та только ниже опускала голову.

– Пообещай, что ты не будешь сердиться.

– Обещаю, – медленно ответила Нилка. В ее глупой голове пронеслась совсем уж безумная мысль, от которой на душе стало муторно: неужели Рене?

Тонька улыбнулась заискивающей улыбкой:

– Веня мне сделал предложение.

– Фу-ты, – у Нилки вырвался вздох облегчения, – я черт-те че подумала.

Облегчение, которое она испытала, вообще не вписывалось ни в какие рамки: какое ей дело до Рене?

– Ты не сердишься? Правда? – заглядывала в глаза подружка.

– Ну, с какой стати? – рассеянно, все еще думая о своем, ответила Нилка.

Все объяснилось просто: устав от Нилкиной неприступности, Веня прибился к Антонине.

Сначала плакался на объемной Тонькиной груди, жаловался на нее, Неонилу Кива, потом как-то само получилось, что Веня стал припадать к Тонькиной груди за другой надобностью.

Тонька не отталкивала Веню – глупо было бы, если на горизонте маячит клеймо «мать-одиночка».

Глаза у Тоньки были на мокром месте, она поглаживала живот и исповедовалась срывающимся голосом:

– Я бы никогда-никогда… Но Веня клялся, что у вас с ним ничего ни разу не было. Врет, да?

– Не было, – засвидетельствовала Нилка.

– Нилка, ты правда не злишься на нас? – все не могла успокоиться Тонька. – Ничего у нас не выйдет с Веней, если ты будешь злиться, – я точно знаю.

– Да с каких пирогов я должна на вас злиться?

Под впечатлением от Нилкиной щедрости Тонька все-таки всплакнула.

Легко уступив подруге жениха, Нилка потащила ее в райцентр за отрезом на платье.

Настроение было праздничным, ехала, будто на свидание.

Это и было свидание – с мечтой.

В магазине тканей на Нилку нахлынул благоговейный восторг, она испытала томление почище любовного.

Антонина скромно приткнулась на стул в ожидании, пока подружка насладится созерцанием этого великолепия.

Нилка крутилась между стеллажами, а в голове у нее крутилось свое кино: из парчи она представляла пиджак в китайском стиле, из белого гипюра – невинно-соблазнительную блузку, из полупрозрачного шелка – летний наряд-двойку с цыганскими мотивами.

– Скоро ты? – потеряла терпение Тонька. – У меня мочевой пузырь лопнет.

Нилка подругу пожалела, но еще долго ворчала, что разные сомнительные личности отвлекают ее от дела.

…Парадокс, но чем больше было заказов, тем сильнее овладевало Нилкой отчаяние.

«Теперь ты осела здесь капитально. Состаришься и упокоишься на поселковом кладбище, недалеко от родителей», – без всякой пощады говорила она себе и смахивала злые слезы.

Голый сад добавлял мрачных красок в унылую жизнь. «Лучшее, что тебя ждет, – это место швеи в захолустном ателье», – не жалела себя Нилка.

Но тут интуиция Нилку подвела.

Сначала Тонька подкатила с отрезом, с легкой Тонькиной ноги потянулся жидкий ручеек заказчиков: соседка Федоровна попросила сшить юбку на юбилей мужа, невестка Федоровны – жена Ленчика – платье все на тот же юбилей.

После семейства Худяковых подтянулись Огурцовы и Лычкины. Одни отмечали второе рождение после перенесенного ботулизма, другие – крестины.

Как-то незаметно Нилка оказалась в курсе всех поселковых новостей – челюсти сводило от скуки.

Колька Лычкин – ее бывший воздыхатель – работал в автосервисе, источая яд, сообщила Федоровна: «Пантелеевна его по родственным каналам туда воткнула. Он же дуб дубом был в школе».