Анна Яковлева - Из ворон в страусы и обратно

Залитые солнечным светом творения кутюрье даже на расстоянии поражали воображение.

Как стреноженная лошадь, Нилка топталась на пороге и прядала ушами.

Никакому объяснению это не подлежало, но ее тянуло к коллекции как магнитом.

Музыка и гул голосов из общей гримерной сюда почти не долетали, и Нилка уступила желанию.

Если ее кто-нибудь застукает – она просто заблудилась.

Чувствуя себя нарушительницей конвенции, вошла и сразу от всего отрешилась.

Сначала Нилка не различала деталей – взгляд ее метался и жадно вбирал цвета – они были шикарно-аристократичными: палевый, молочный, кремовый, персиковый, папайя – кто-то просто подслушал ее мысли. Это были цвета, при взгляде на которые из Нилкиной груди вырывался протяжный вздох, похожий на стон.

Неожиданно Нилкой овладело странное сосущее чувство, похожее на ревность.

Пальцы ощутили тоску по куску материи – все равно какой, лишь бы она оказалась в полной и безраздельной власти.

В ту же минуту Нилка испытала странную легкость, как будто обнажилась перед собой и поняла: никаких желаний, кроме единственного желания создавать нечто невероятное из подобных тканей, у нее нет. И никакой страсти в ее сердце, кроме этой единственной, тоже нет…

Открытие испугало Нилку: это неправильно, это отвратительно! Нет! Это порочно. Нилка прижала руки к горлу: о господи, кто же она есть на самом деле?

Воровски косясь на видеокамеры, Нила продолжала переходить от одной стойки к другой, ласкала ткани взглядом и думала: как жаль, что она еще не доросла до таких вещей. Такие образы достойны демонстрировать только стильные блондинки вроде Жизель Бундхен и Кейт Мосс.

Только у них хватит вкуса пронести на себе изысканные луки, созданные из невесомого гипюра и батиста, льна и тяжелых, грубого плетения кружев, из нежнейшей замши и трикотажа крупной вязки.

Не нужны никакие экзотические цвета – только палевый, папайя и кремовый, как в этой коллекции. Чей это офис, кстати?

Усилием воли Нилка отлепила глаза от гипюровой паутинки карамельного цвета, устремилась к выходу и заглянула за распахнутую дверь.

На латунной табличке с внешней стороны были выгравированы два слова: «Мерседес Одди».

Мысли сорвались с места и понеслись аллюром: неизвестный модельер?

У кутюрье первый показ? Что, если Вадим проводит время с нею?

…Звонок на мобильный ворвался в поток гнетущих мыслей.

– Ненила? – как всегда, перевирая ее имя, звал Рене.

– Да.

– Завтра на кастинги ты не едешь, завтра у тебя примерка луков.

Нилка прижала трубку плечом и полезла в сумочку, где в тонком блокноте с тисненой надписью «Fashion Week in Milan» лежала ручка.

– Спасибо, а где?

– В торговом центре. Одиннадцатый офис, модельер Мерседес Одди.

У Нилки пропал дар речи. Да эта Мерседес Одди просто преследует ее!

– Алло? Ты меня слышишь? – забеспокоился Рене.

…Нилкин плохонький английский (откуда ему взяться – хорошему?) не позволял им общаться, но выражение счастья на Нилкиной физиономии не требовало перевода.

Примерка затянулась, и у Нилки перед глазами уже плыли белые круги.

Весьма кстати впившаяся в бок игла привела Нилку в чувство. Краски на лице ожили, мелькание кругов в глазах прекратилось, звон в ушах исчез.

– Скузи, – подняла голову и сочувствующе сморщила узкое личико Мерседес.

– Ничего-ничего, – прошелестела сухим ртом Нилка. Голос провалился куда-то внутрь.

Зрачки Мерседес расширились.

– Коза? Медико?

– Ноу, – мотнула головой Нилка, – не нужно. – Седьмым чувством она угадала, что Мерседес предлагает вызвать врача.

Не дождетесь. Стоит только сойти с места, как его тут же займут конкурентки.

Лучшие луки из коллекции – так, во всяком случае, считала Нилка – достались ей: длинное, в пол, льняное платье в этническом стиле, с объемной юбкой, прошитой деревенскими кружевами, с жилетом из замши темно-лососевого оттенка и немыслимой красоты палевое платье-плащ – тоже из замши – с замшевыми сапогами и замшевым баскским беретом. О том, что на свете существует такая невесомая замша, Нилка даже не предполагала.

Без ногтей, исколотые, руки Мерседес порхали по Нилке и напоминали о том времени, когда сама она еще портняжничала.

В эту самую минуту Нилка испытала острое чувство зависти – не к Мерседес, а к самой возможности шить. Предложи ей кто-нибудь сейчас бросить дефиле и пойти в подмастерье к Мерседес – Нилка не раздумывала бы ни секунды.