Дэвид Левитан - Каждый новый день

Мы заканчиваем готовить в девять с минутами.

– Накрывать на стол? – спрашивает Рианнон, указывая в сторону столовой.

– Нет. Я отведу тебя в свое любимое место, помнишь, ты спрашивала?

Я отыскиваю два подноса и загружаю на них нашу еду. Нахожу и прихватываю с собой дюжину подсвечников. А потом через заднюю дверь веду Рианнон из дома.

– Куда мы идем? – интересуется она, когда мы выходим во двор.

– Посмотри-ка наверх, – предлагаю я ей.

Поначалу она ничего не может разглядеть: единственное освещение во дворе – это свет, льющийся из окна кухни, будто из другого мира. А затем, когда наши глаза привыкают к темноте, она замечает его.

– Какая прелесть! – восклицает Рианнон, подходя к домику на дереве, который смутно вырисовывается в темноте над нашими головами. Мы нащупываем ведущую вверх лесенку.

– Тут есть система блоков, – поясняю я, – для подъема подносов. Я сейчас залезу и спущу ее вниз.

Я беру пару свечей и взлетаю вверх по лесенке. Александр хорошо помнит расположение предметов внутри, потому что это не просто домик на дереве, а еще и место для репетиций. В углу – еще одна гитара, блокноты с текстами песен и нотами. Хоть над головой и висит лампочка, которую можно включить, я зажигаю свечи. Потом я посылаю вниз подъемник и один за другим поднимаю оба подноса. Как только второй поднос благополучно оказывается наверху, ко мне присоединяется Рианнон.

– Ну что, круто? – спрашиваю я, пока она осматривается.

– Да-а…

– Это все – его. Родители сюда не заходят.

– Мне здесь нравится.

Здесь нет ни стола, ни стульев, так что мы устраиваемся на полу, скрестив ноги, и принимаемся за еду. Мы сидим друг против друга, и пламя свечей освещает наши лица. Мы не торопимся, давая себе время проникнуться ощущением момента. Я зажигаю еще несколько свечей и наслаждаюсь тем, что смотрю на нее. Здесь нам не нужно ни солнца, ни луны. Рианнон прекрасна и в этом свете.

– Что? – спрашивает она.

Я наклоняюсь и целую ее. Только один раз.

– Вот что, – отвечаю я.

Она моя первая и единственная любовь. В большинстве своем люди знают, что их первая любовь не будет единственной. Но для меня она – первая и единственная. И это будет мой единственный шанс, я так решил. Такое никогда не повторится.

В домике нет часов, но я чувствую, что время уходит. Даже свечи как будто сговорились с ним: они укорачиваются по мере того, как убывает время. И напоминают мне, напоминают, постоянно напоминают.

Я хочу, чтобы сегодня мы встретились в первый раз. Хочу, чтобы мы были просто двумя подростками на первом свидании. Но я должен еще кое-что сказать, должен еще кое-что сделать.

Когда мы заканчиваем с едой, она отодвигает подносы. Садится ближе ко мне. Мне кажется, что она хочет меня поцеловать, но вместо этого она сует руку себе в карман. Вытаскивает упаковку стикеров. Достает ручку. На верхнем рисует сердце, отклеивает его от остальных и прилепляет мне на грудь, напротив сердца.

– Вот так, – говорит она.

Я смотрю на него. Потом поднимаю глаза на нее.

– Мне нужно кое-что тебе сказать, – начинаю я.

То есть я должен сказать ей все.

Я рассказываю о Натане. О Пуле. Рассказываю о том, что могу оказаться и не единственным. О том, что может существовать способ задержаться в одном теле на более длительный срок. Может существовать способ, как не покидать его вовсе.

Свечи догорают. Я потратил слишком много времени. Когда я заканчиваю свой рассказ, уже почти одиннадцать.

– Значит, ты можешь остаться? – спрашивает она. – Ты говоришь о том, что можешь остаться?

– Да, – отвечаю я. – И нет.

Когда проходит первая любовь, многие люди понимают, что со временем они полюбят снова. Любовь не покинет их. Она не будет такой, как в первый раз, но в некотором смысле она будет даже лучше. Я лишен такого утешения. Вот почему я так сильно прикипел к ней душой. Вот почему мне так тяжело.

– Способ остаться существует, – говорю я ей. – Но я не смогу им воспользоваться.

Убийство. Если хорошо подумать, остаться – означало бы совершить убийство. Никакая любовь не сможет это оправдать.

Рианнон отодвигается. Встает. Поворачивается ко мне спиной.

– Ты не можешь со мной так поступить! – вскрикивает она. – Примчаться ко мне, привести меня сюда, дать мне надежду, а потом сказать, что все бесполезно. Это жестоко, А. Просто жестоко.

– Я знаю. Вот потому-то сегодня у нас первое свидание. Потому-то сегодня мы и видим друг друга первый раз в жизни.