Дэвид Левитан: Каждый новый день

На этом сайте я прочитал все рассказанные истории, стараясь обнаружить там себя, найти таких же, как я. Снова Монтана: два свидетельства. Есть и другие, похожие на правду, если верить тому, на что намекал Пул: один-единственный день – срок, предельный только для начинающих, и он может быть каким-то образом превышен.

Конечно, это то, чего я хочу. Оставаться в одном и том же теле. Вести одну и ту же жизнь.

Но в то же время – это не то, чего мне хочется. Потому что я не могу не думать о том, что происходит с человеком, в теле которого я мог бы остаться. Он (или она) просто мгновенно исчезают из жизни? Или первичная душа изгоняется и затем ей приходится жить, перепрыгивая из тела в тело? То есть, по существу, мы просто меняемся ролями? Не могу себе представить более печальной ситуации, чем когда ты, прежде живший в одном теле, вдруг обнаруживаешь, что не способен задержаться ни в каком другом теле дольше одного дня. У меня, по крайней мере, есть утешение, что я не знал другой жизни. Я бы, наверное, удавился, если бы меня вдруг вот так выкинуло и я потерял бы все, чем дорожил.

В ящике меня ждет письмо от Натана. Он пишет, что очень сожалеет о случившемся вчера. Он решил, что отец Пул хочет мне помочь. А сейчас он уже ни в чем не уверен.

Я отвечаю, что он не виноват, что ему нужно прекратить общение с отцом Пулом и постараться вернуться к нормальной жизни.

Еще я пишу, что сегодня – последний раз, когда я выхожу с ним на связь. Я не объясняю, что причина в том, что я перестал ему доверять. Думаю, он сам сообразит.

Закончив, пересылаю всю нашу переписку на новый адрес. И затем уничтожаю свой почтовый ящик. Вместе с этим ящиком уничтожены и несколько лет моей жизни. Единственная настоящая связь с прошлым. Глупо тосковать по какому-то адресу электронной почты, но именно так я себя чувствую. Не так уж много ниточек связывают меня с прошлым, и мне жаль, когда рвется хотя бы одна из них.

Немного позже получаю письмо от Рианнон.

Как поживаешь? Р.

Как раз то, что нужно.

Появляется желание рассказать ей о том, что случилось за последние сорок восемь часов, выложить все события этих двух дней и посмотреть, как она к этому отнесется, поймет ли, что они значили для меня. Мне нужна ее помощь. Нужен ее совет. Поддержка.

Но не думаю, что она хочет того же. А я не хочу рассказывать обо всем, что узнал, если ей это неинтересно. И я пишу ответ:

Это были трудные два дня. И видимо, не только для меня одного. Хоть мне и тяжело это сознавать. А

До полуночи еще несколько часов, но она не находит времени на ответ.

Я просыпаюсь в чьих-то объятиях, от Рианнон меня отделяют всего лишь два города.

Стараюсь не разбудить девушку, которая обнимает меня. Невесомые желтые волосы падают ей на глаза. Спиной чувствую биение ее сердца. Ее зовут Амелия, и этой ночью она пробралась через окно, чтобы побыть со мной.

Меня зовут Зара; или, по крайней мере, такое имя выбрала себе девушка, в теле которой я проснулся сегодня. При рождении ее назвали Клементиной, и лет до десяти ей это нравилось. Потом она начала экспериментировать: имя Зара подошло как нельзя лучше. Ее любимой буквой всегда была «З», а счастливым числом – «9».

Амелия начинает ворочаться под простынями.

– Который час? – слабым голосом спрашивает она.

– Семь, – отвечаю я.

Вместо того чтобы подниматься, она прижимается ко мне.

– Не сходишь на разведку проверить, где там твоя мама? Не хотелось бы выбираться тем же путем. С утра у меня координация гораздо хуже, чем ночью, к тому же мне всегда приятнее идти к девушке на свидание, чем возвращаться с него.

– Хорошо, схожу, – говорю я, и она благодарно целует меня в голое плечо.

Когда отношения двоих полны нежности, то нежностью наполняется все пространство вокруг них, и даже само время становится к ним нежнее. Я вылезаю из кровати, чтобы облачиться в просторную рубашку, и мне кажется, будто все вокруг излучает счастье. Все, что происходило в комнате этой ночью, никуда не исчезло. Я проснулся и окунулся в прекрасную ауру, которую создали эти две девушки.

Прохожу на цыпочках в коридор и прислушиваюсь у двери в комнату матери. Из комнаты доносится только сонное дыхание: мы в безопасности. Когда я возвращаюсь к себе, Амелия все еще в постели. Простыня откинута, и я вижу ее всю, в майке и трусиках. Наверное, Зара не упустила бы момент забраться к ней под бочок, но я не могу.

– Она спит, – докладываю я.

– Значит, можем спокойно принять душ?