Йылмаз Гюней - Погубленные жизни

— А ну давай, Белый! — кричал Дурмуш-ага. — Наподдай этому слабаку. Смешай их всех с дерьмом!

Кельоглан сник, гребешок его кровоточил. Крестьяне приумолкли. Облезлый, неудачливый петух напоминал им их самих.

— Плакали наши денежки, — заметил кто-то.

— Дети без хлеба останутся!

Кельоглан между тем все больше слабел. Сам он не нападал, стоял на месте, покачиваясь, и тяжело дышал.

Белый тоже устал. Наконец Сейфи с одной стороны и Дурмуш-ага с другой схватили своих петухов и стали вытирать с них кровь.

Сейфи нежно гладил Кельоглана, тихонько шептал ему:

— Ну, Кельоглан, дорогой, не опозорь меня. Люди последние гроши свои отдали, хлебушек у деток своих отняли.

Он похлопал Кельоглана по спине и опустил на землю.

Бой возобновился, но шел вяло — бойцы устали… Белый наносил Кельоглану удар за ударом, а тот даже не сопротивлялся. Голова его от крови стала ярко-красной и влажно блестела. Лица батраков все больше мрачнели.

— Бей его! Бей! — выкрикивал Дурмуш-ага. — Эй, Сейфи, и зачем тебе, дураку, было колесить по всей стране из-за такого слабака!

Понурив голову и крепко стиснув зубы, Сейфи ругался в душе. Глаза людей были устремлены на него, одни смотрели с грустью, другие — сочувственно, а некоторые — сердито. Кельоглан, казалось, еле держится на ногах. Он стоял, разинув клюв, почти не двигаясь, покорно снося удары Белого. Исход боя уже не вызывал сомнений.

— Врежь этому чучелу справа! Он вот-вот свалится. Справа бей его! Справа!

Крестьян особенно удручало то, что Кельоглан не хочет драться. С первых минут боя они смотрели на него с жалостью, сочувствовали ему. И чего он ждет, почему перестал нападать сам? Стоит, обливаясь кровью. И все же где-то в глубине души у людей еще теплилась надежда: "А вдруг!.." Оба петуха устали. Кельоглан прижался шеей к Белому и так и стоял.

— Твой петух, Сейфи, сейчас свалится. Гляди! — торжествующе крикнул Дурмуш-ага.

Сейфи подбежал к петуху, подхватил его, стал вытирать кровь. Дурмуш-ага тоже вытирал своего петуха. Сейфи поцеловал Кельоглана, погладил.

— Вся надежда на тебя, ненаглядный. Все за тебя болеют. Смотри, смотри, ты только посмотри на них, Кельоглан. И на детей их посмотри.

Крестьянские дети стояли грязной, убогой кучкой. Из-под мокрых картузов выглядывали осунувшиеся, потерявшие надежду лица. На глазах у некоторых блестели слезы.

— Пускай, Сейфи, петуха! Пора кончать! — закричал Дурмуш-ага и подтолкнул своего Белого.

Собравшись с последними силами, оба петуха рванулись друг к другу. И снова схватились в воздухе. И вдруг Кельоглан словно проснулся, налетел раз, затем еще раз… Дурмуш-ага забеспокоился, встал. Крестьяне оживились.

Теперь Кельоглан перешел в наступление. Он наносил удар, выжидал и бил снова. Дурмуш-ага схватил Белого, вытер с него кровь, дунул ему в клюв, погладил.

— Что с тобой, сынок?

Сейфи подбадривал своего петуха:

— Давай, Кельоглан, давай! Мы с тобой столько дорог прошли, столько настрадались. А сколько людей надеются на тебя! Ты на них погляди…

Кельоглан выбежал на середину и тотчас нанес Белому удар, потом еще! Каждый удар приводил крестьян в восторг. Когда же Кельоглан замирал, крестьяне умолкали и тревожно переглядывались, а сиявшее от радости лицо Сейфи мрачнело.

— Жми, мой дорогой! — стонал Сейфи. — Жми, Кельоглан! Не опозорь меня! Бей! Потому что они и меня вот так же били. Бей! Не жалей его! Потому что меня не жалели! Бей! Отомсти за меня.

Теперь Белый стоял не шевелясь, а Кельоглан все бил и бил его. Клюв у Белого был приоткрыт, с головы и гребешка текла кровь, вокруг глаз зияли раны. Наконец он издал жалобный хрип и закачался, словно терял сознание. Казавшийся до этого огромным, теперь он будто съежился, уменьшился у всех на глазах. А тут еще Кельоглан схватил его клювом за гребешок и не отпускал.

В нарушение всех правил Дурмуш-ага подскочил к своему петуху и оттащил его. Он вытер с него кровь, снова дунул ему в клюв и слегка потряс. Воспользовавшись передышкой, Сейфи тоже обтер своего петуха и подтолкнул его к противнику. Белый стоял понуро, драться он не хотел, и Кельоглан снова принялся наносить ему удары. У обоих петухов силы были на исходе, они то и дело отходили в сторону и не торопились снова вступать в бой.

— Бей! Бей же! — неслось со всех сторон.

Но петухи уже едва держались на ногах. И вдруг Кельоглан нанес Белому подряд два удара. После первого удара Белый захрипел и отступил, после второго — пошатнулся и пустился наутек.