Виталий Дядицын - Всемирная спиртолитическая

Закончив диктовать, вынул из-за пазухи заветную свою бескозырку. Бережно надел ее, расправив ленточки. Обняв всех вместе и каждого по очереди, скомандовал строго:

— На флаг и гюйс смирно! Флаг и гюйс поднять!

Калян достал спрятанный на груди, под рубахой, спартаковский флаг, бережно развернув, поцеловал его, тихо прижимая к губам, и, привязав к багровищу пожарного багра, выставил наружу в пролом в стене.

затянул командир тихим, срывающимся от волнения голосом.

дружно подхватили сгрудившиеся вокруг него истребители.

Утерев бегущие по щекам скупые мужские слезы, Чопик обвел друзей прощальным взглядом.

Жирабас, присев в уголке, с отрешенным строгим лицом пожирал консервы — банку за банкой, Саня, слив аккумулятор, догонялся отработанной азотной кислотой, Калян прилаживал попрочнее высоко поднятый над дымящимися развалинами флаг…

Федераты были уже под самыми стенами склада. Уже можно было разглядеть их перекошенные похмельным синдромом лица, их трясущиеся с бодуна руки, расслышать их хриплые, злые крики: «Спирта-а-а!» Медлить было нельзя. Кто-то должен был умереть первым.

— Помирать, так с музыкой! — криво усмехнулся Сергей. — Не поминайте лихом, братишки, меня Серегой звали!

Он подхватил на руки свой тяжелый счетверенный «Максим», накинул на плечо широкие кожаные лямки и выскочил на улицу навстречу набегавшим вражеским автоматчикам.

Прижатый к стене склада, он долго отстреливался от устремившихся на него одного врагов, давая Жирабасу возможность доесть оставшуюся тушенку. Наконец, не выдержав напряжения боя, раскалившиеся добела стволы пулемета расплавились и потекли, гашетки приварились к сжимавшим их ладоням. Запахло паленым человеческим мясом. Силы оставили Сергея. Теряя сознание, он успел еще крикнуть: «Да здравствует революция!» — и подорвать себя последней гранатой вместе с окружившими его «Голубыми устрицами».

У потрясенного гибелью друга Санька сдали нервы. Вскочив на подоконник, он бросил в наседавших со всех сторон конно-горцев одну за другой четыре последних РГДшки и, разодрав на груди засаленный ватный бушлат, набросился на них с красным пожарным топориком в руках.

— Подходи, петухи зональные! — кричал он высоким, истерическим фальцетом, отмахивая направо и налево своим смертоносным орудием. — Всех урою, волки позорные, козлы ванявые!..

— Ага! — заорал насмерть перепуганным кавалеристам подскочивший на помощь Саньку с багром наперевес Калян. — Сдрейфили?! Очко-то не железное!

Орудуя багром, словно копьем, он принялся нанизывать на него одного за другим обкуренных джигитов вместе с лошадьми и ишаками, вместе с молельными ковриками и подвернувшимися под горячую руку американскими военными советниками.

— Сколько там еще? — спросил с волнением наблюдавший за разгоревшейся ожесточенной схваткой Чопик у возившегося в углу Жирабаса.

— Пять минут… и все… — с трудом выговорил тот, давясь тушенкой и запивая ее остатками «Прусского Севера».

— Скорее! Долго!.. Не выдержат ведь!.. — бросил командир, не оборачиваясь.

Вот уже и Саня с Каляном упали, сраженные десятками вражеских пуль.

Чопик снова приник к прицелу и злыми короткими очередями осадил кинувшихся к пролому в стене врагов.

— Врешь! Не возьмешь! — по капле цедил он сквозь зубы свою пролетарскую пьяную ненависть. — Русские не сдаются!

Расстреляв последние патроны, он оглянулся назад — в углу, барабаня пятками по залитому спиртом каменному полу и обливаясь густой розовой пеной, бился в агонии поперхнувшийся консервами Жирабас. Рядом валялась наполовину пустая последняя не доеденная им банка.

— За Родину, за Сталина!.. За Жирабаса!.. — зло прошептал Ермаков, беря автомат, как дубину, обеими руками, прикладом кверху, и поднимаясь из-за полуразрушенной стены во весь рост, готовый броситься в последнюю свою рукопашную. — Держитесь, сволочи!

Он сделал уже шаг вперед. Он занес уже ногу, перешагивая через валявшийся на пути к пролому какой-то хлам…

Над головой у него прошелестел быстрой шипучей змейкой тяжелый снаряд. Что-то где-то ухнуло, грохнуло, треснуло, и в следующий момент с верхнего стеллажа тяжело и веско рухнул ему на голову здоровенный деревянный ящик с пустыми пивными бутылками.