Он давно уже стал фаталистом, без этого движения судьбы, оставившие всего лишь царапины на его волчьей шкуре, могли бы оказаться ударами. Он стал фаталистом после того, как в Таджикистане пуля снайпера оторвала ему мочку правого уха и после того, как в Боснии граната, пущенная рукой оставшегося неизвестным доброжелателя, размазала по тесным стенкам временной казармы троих его товарищей, оставив его одного с нерасплескавшимся стаканом палинки в кулаке посреди кровавого месива. Бывший интеллигентный человек, лежащий в кресле у камина и умело наслаждающийся теплом огня и хорошей выпивкой, был бывшим университетским преподавателем, бывшим военным переводчиком, бывшим спецназовцем погранвойск и бывшим бойцом сербского ополчения. Он хорошо знал цену жизни и цену смерти, и цену всем ступенькам социальной лестницы, висящим в пустоте, между пропастью “Да” и пропастью “Нет”, поэтому он пребывал в течение текущего момента, не рассуждая суетно, не строя эфемерных планов. Он знал, что день грядущий принесет и перемелет злобу свою, что первая строчка продлится в пространстве дней, извлекая из себя и созидая цветистый гобелен романа - о чем было тревожиться? Он был опытным бойцом на шахматном поле жизни и, сознавая, что партию играет Рок, обеспечил себе оптимум свободы по руководимым правилам движения - у него была крыша над головой, запас продуктов, чай, кофе, табак, выпивка, теплая одежда, огонь в камине и оружие.
Данила знал его лучше, чем кто бы то ни было другой, Данила потому и преуспел на вязкой арене бизнеса, что качества мордобойца сочетал с недюжинным умом и разбирался в людях, Данила очень хорошо понимал, кого он нанял в сторожа для своего будущего замка, и потому, далеко от руин замка нынешнего, подъезжая к своему роскошному дому, он поздравил себя с удачным ходом.
А в это время сторож стоял на растрескавшемся бетоне своей последней станции и смотрел на восходящую над лесом луну. Нигде не было ни звука, ни искры электрического света. Свежий осенних воздух, пронизанный ароматом сосен, легко вливался в легкие, мешаясь с запахом коньяку на губах. Он расхохотался от шального желания завыть на луну. Он был всего лишь подвыпивший сторож, но любому, кто услышал бы его смех, увидел бы со стороны его фигуру на фоне черного замка и его серебряные глаза, пришли бы в голову совсем другие мысли.
Ранним утром с чашкой кофе в руке он вышел, чтобы полюбоваться восходом солнца. В полной тишине розовый шар возносился над бахромой сосен, его движение было едва уловимо, но отчетливо, а в ущелье узкоколейки плавал голубоватый туман. Сожалея и прекрасно понимая, что его сожаление показалось бы чудаческим любому обитателю бетонных трущоб, он подумал о людях, месящих собственные испражнения в тесноте перенаселенных человеческих муравейников и не имеющих понятия о великолепии места, в котором живут - о планете Земля. Но он давно уже знал, что сожалеть о чем-либо или о ком-либо неуместно в этом блистающем и ужасном мире, а потому прикончил свой кофе и озаботился делами дня.
Вход в подвал был расположен со стороны заднего двора, дубовая дверь с выломанными досками оказалась незапертой и, подсвечивая фонарем, волоча за собой тачку с лопатой, он вошел внутрь.
Подвал был сводчатым, так же, как и верхние помещения, но стены и своды оказались сложенными не из кирпича, а из серого камня, такого же, как и колодец, центральный свод опирался на широкую квадратную колонну. Здесь было не слишком темно - свет проникал через пролом в потолке и, выключив фонарь, он протарахтел тачкой по каменным плитам к горе мусора, в которой преобладали дерево и битый кирпич, наваленной под проломом у торцевой стены, слева от входа. Да-с, работы здесь хватало. Дурной работы, потому, что мусор следовало бы сразу грузить на машину и вывозить. Но, хозяин - барин, а 25 баксов за куб на дороге не валяются, они валяются здесь, под ногами, и он со скрежетом вогнал лопату в подножие мусорной горы.
Ближе к полудню он выволок из подвала по наклонному пандусу последнюю на сегодня тачку и, вытирая пот со лба, сказал себе: “хватит”. Жаль было тратить такой великолепный день, дыша подвальной пылью. Он сполоснул руки и лицо у колонки, потом, оценивающе глянув в сияющее солнцем небо, разделся и с наслаждением вымылся до пояса под хрустальной струей воды. Сразу стало легче, отчетливей проступили запахи леса и громко взбурчало в животе - жизнь продолжалась.
Читать дальше