Александр Лекаренко - 2012

- На чем же основана культура, если нет ни хлебопашества, ни городов?

- На свободе.

- Волчьей? - снова с усмешкой спросил он.

- Волчьей, - так же серьезно кивнул собеседник. - Запрет на материальную культуру вынудил их развивать культуру иного рода - культуру тела и духа.

- Как у лакедемонян?

- Не так, но очень похоже. Они могут выжить в любых условиях, питаясь чем угодно. Они ничего не имеют, ничего не бояться, никогда не болеют, слабых детей убивают при рождении.

- Чем они отличаются от животных?

- Духом. Они верят, что в каждом человеке живет дух, который может повелевать духами, живущими в воздухе, в воде, в огне, а также духами животных и других людей.

- Народ в Риме тоже верит в это, что отнюдь не делает его цивилизованнее, - заметил он.

- Народ Рима - избалованный ребенок. Он может верить в то, что способен победить врагов. Но способен он только сидеть в цирке, пить дармовое вино, есть дармовой хлеб и смотреть, как гладиаторы убивают друг друга. А врагов побеждают другие - те, кто умеет. А умению они учатся в бою, а не сидя на лавке. Те, о ком мы говорим, научились пользоваться своей верой.

- Повелевать духами? - недоверчиво спросил он.

Его собеседник помолчал, долил себе вина, пригубил его.

- Я не знаю, как это назвать. Но я видел, как они делают вещи, необъяснимые с рациональной точки зрения.

- Например?

Собеседник снова помолчал, отпил вина.

- Я не буду приводить примеров. Я не хочу прослыть лжецом или слабоумным. Никто не способен поверить в это, если не увидит своими глазами.

- Хорошо, но почему такой удивительный народ сидит в лесах, а не завоевывает мир?

- Потому что он презирает мир. Например, нас с вами при всех нашей культуре они не посчитали бы даже человеческими существами.

- Хорошо, но у нас есть золото, вино, женщины, которых можно отобрать.

- А зачем им золото, вино, женщины? Женщины - в особенности. Они и своих-то женщин отбраковывают, время от времени, путем перерезания горла, а из младенцев женского пола оставляют в живых одного из трех - на развод.

- Они презирают женщин?

Собеседник усмехнулся, потер пальцем гладко выбритый подбородок.

- Не презирают. Вы же не презираете свою кровную кобылу? Вы просто отводите ей ее место - в стойле. Они очень ценят и кровных кобыл, и чистую кровь - свою кровь. И соответственно - свою сперму, которую наделяют мистической силой и полагают греховным вливать ее в кобылу для каких-либо иных целей, кроме получения чистокровного потомства, они предпочитают делиться этой драгоценностью с товарищами по оружию.

- Как спартанцы?

- И как наши с вами предки, основавшие Рим, и как данайцы, выбившие наших предков из Трои, и как этруски, которых наши предки выбили из Италии.

- Это достаточно широко практикуется и сегодня.

- Практикуется, так же, как народ Рима практикует воинское искусство, ерзая задницами по скамейкам в цирке.

Они оба расхохотались. Отсмеявшись, он налил себе вина и отпил глоток.

- И все же, - сказал он, - откуда вы можете знать…

Вдруг навалилась тьма.

…Толпа шарахнулась, сбив его, дремавшего, сидя на солнцепеке, на спину, по глазам ударило солнце. Он вскочил на ноги, панически озираясь. Люди, дрожа, сбились в кучу у подножия крутой скалы, с трех сторон обнесенного изгородью из жердей. Они были совершенно голыми - мужчины, женщины и дети, ни проблеска разума не было на их лицах. Инстинктивно он бросился в гущу воняющего и поскуливающего стада. Свист раздался еще раз.

По ту сторону загона остановились два всадника. Кроме оружия и коротких грязных юбок из очень красивой, цветной материи на их крепких, дочерна загорелых телах ничего не было. У одного были черные волосы, завязанные в пучок на макушке, и глаза в колючих ресницах, серые, как грязный лед, щеки его до глаз покрывала густейшая черная щетина с проблесками седины. Волосы другого были темно-русыми и небрежно схвачены шнурком на затылке так, что отдельные волнистые пряди падали на шею и вдоль лица, у него была короткая, жесткая борода и зеленые глаза.

Зеленоглазый спешился, бросил поводья напарнику и, поднырнув под жерди, вошел в загон. Он двигался странным, скользящим шагом, почти не поднимая от земли ног в мокасинах, похожих на медвежью лапу. Приблизившись, он за волосы выдернул из толпы молодую женщину и без усилий поволок ее к выходу. Ворота не были заперты - он открыл их ударом ноги. Прямо у ворот он достал нож из чехла на поясе и небрежно перерезал ей горло. Затем нагнулся и начал пить хлещущую из раны кровь - было видно, как длинными глотками ходит его заросший русой щетиной кадык. Напившись, он быстро отделил голову от тела, уронив ее в пыль, подъехал его приятель с лошадью в поводу, зеленоглазый бросил тело поперек лошадиной спины, пинком захлопнул ворота, прыгнул в седло и, не оглядываясь, они ускакали куда-то за плоские холмы, окружавшие загон.