Александр Лекаренко - Свалка

Они оба расхохотались и налили еще по одной.

В это время в прокуренную комнату вбежал быстроглазый подросток и сказал, - Дед! Киря приехал. – О! – воскликнул Дед, - Нам нанес визит наш феномен, который ловит пули зубами, - За спиной подростка раздались шаги.

Он ожидал увидеть полудебильного акселерата с угрюмым выражением лица и прыщами, но Киря не имел ничего общего с таким представлением.

Это был невысокий, стройный молодой человек, который выглядел так, как если бы выглядел моложе своих предполагаемых двадцати пяти лет – лет на пять. У него были взрослые и очень жесткие серые глаза, красиво подстриженные темные волосы и нежная, как у девушки кожа. На нем был шелковый костюм, пошитый на заказ, обувь из Лондона и белоснежная рубашка без галстука – пальто из ламы он небрежно бросил на свободный стул.

- Выглядишь, как паразит из офиса, - Дед потянул волосатыми ноздрями, - И духами воняет. Ты подарки семье привез? – Уже отдал, - юноша слегка покраснел, но больше ничем не показал, что укол достал его через шелковую броню, - А это тебе, - он достал из бокового кармана плоскую бутылку абсента и выставил на грязный стол. – Я знаю эту машину, - он перевел взгляд на приятеля Деда, - в ней ездил один очень мрачный тип. Очень опасный, паук. – Чем опасный? – спросил Дедов собутыльник. Киря остро посмотрел ему в лицо, - Был гэбистом, потом какой-то важной шишкой в СБ, организовал собственную службу безопасности. Депутат, собственный банк, собственная холдинговая компания – и никто толком не знает, лежит у него в кармане ментовская ксива или нет, - Киря отвел глаза, - И никто толком не знает, кто мог изъять его из обращения, угробив при этом такую кучу людей. – Да покоится он в чане с кипящей смолой, - набожно произнес Дед, - Какое нам до него дело? – Он держал в своих лапах целую кучу концов, - сказал Киря, - теперь в городе происходит очень большая мутка. – Большая мутка происходит во всей стране, - заметил Дед, - Неужели у кого-то находится время на кокаин? – Причем здесь кокаин, Дед? Ты что, американских мультиков насмотрелся? Разборки идут за землю, за то, что на земле и за народ, который работает на земле. – Ты мудр, Киря, - Дед задумчиво покачал головой, - А я старый дурак. Я забыл, что в этой стране криминал переместился в сферу государства, а государство – в сферу криминала. На этом фоне кокаин – просто пыль. Завтра напишут закон, чтобы кокаин продавали в гастрономе, а колбасу в аптеке – и будут продавать. – Вот и я говорю, - улыбнулся польщенный Киря, - Сейчас самое время, чтобы рвать. Но рвать надо так, чтобы не нарваться. На ФСБ, например, - он кинул косой взгляд на Дедова приятеля, который улыбнулся в ответ очень его позабавившему косому взгляду. – Ты так высоко взлетел? – удивленно вскинул брови Дед, - Ты уже делишь страну, вассясь? – Я не взлетел, - Киря вздохнул и покачал головой, - Но я могу взлететь. У меня есть шанс. – И тебе нужно пространство для маневра, - понимающе кивнул Дед, - Кто-то из пацанов маякнул тебе, что тут у нас происходит в последнее время, и ты прорвался через кордоны на разведку. – Да. – Ты не боишься заразиться тут чумой? – Я родился на свалке и дрался с собаками за кусок падали, - Киря оскалил белоснежные зубы, - Чума – моя сестра, чего мне бояться? Я чумной от рождения, все боятся и обходят меня, как падаль – я урву у них свой кусок перед тем, как сдохнуть. – Он замолчал и вытер батистовым платком капельку белой слюны, выступившую в углу рта. – Истинно говорю тебе, что ты не умрешь, - приятель Деда встал и широко развел в стороны руки, - И унаследуешь землю от самой смерти, - глаза его были вдрызг пьяными или вдрызг сумасшедшими, - Я дам тебе крылья, чтобы возноситься и силу, чтобы рвать мир, - он рухнул на скрипнувший стул и широко ухмыльнулся и вдруг расхохотался.

В этой части планеты, запятнанной, ничего не искупившей кровью, в этой стране, залитой пьяными слезами мучеников, в этой части страны, где собирались те, кому уже нечем было плакать – смех звучал все чаще и чаще – как литавры перед финалом трагедии.

Химера денег обрела невиданную плотность в эти дни, оставшись последней фикцией, за которую люди пытались удержаться на уплывающей из-под ног земле. Революционеры и контрреволюционеры, охранители рухнувшего закона и его нарушители, которым уже нечего было нарушать, маниакально цеплялись за деньги, с равным и почти бескорыстным фанатизмом влюбленных – никто не знал, сможет ли воспользоваться куском.