Он слышал биение ее сердца и биение соков в ее теле и раскрывался навстречу своим истрескавшимся сердцем и израненным телом, и потеплело, и снег перестал идти в холодом мраке его души.
Она обхватила руками его шею, он ощутил вкус ее губ и удивленное движение ее ресниц на своем лице – ее никто никогда не целовал, она не знала, что это такое.
Ей была известна единственная техника продолжения рода, позаимствованная у Герты-Меркк фон Цвилленбоген. Но он не был намерен продолжать род, изначально никчемный и не стоящий продолжения, он был намерен длить наслаждение, похищая его у первородного инстинкта, и разделить его искренне, до последней похищенной капли, излив в капсулу времени их тел, возникшую посреди холодной и никчемной и никчемной Вселенной.
Это оказалось гигантским предприятием, заполненным мучительным, как само существование, оргазмом – любовь с ней была весьма отлична от тоскливого соития с пахнущими несвежим салом кусками плоти, которые он раньше называл женщинами.
Она не двигала чем-то – она пульсировала сразу всем, сжимая его так и там, где он и не подозревал о существовании способности к сжатию, это длилось, и длилось, и длилось, как остановившийся взрыв, а время капало где-то, за пределами сферы, стекая по миллиардам пустых черепов, в которых миллиарды раз вспыхивали и гасли те же никчемные сверхновые звезды – беспощадно, бессмысленно и бесплодно.
Он забыл о том, что он есть, он исчез в горячей первоплазме девочки-полуживотного, он пульсировал в собственной крови ее влагалища и в каждой клетке, в которой выл запертый зверь, в каждом фотоне этого мира и каждом атоме, изнывающем по делению.
Но рана ныла в его груди, которой не было, он сам был раной, в которую вкладывал пальцы, чтобы убедиться в собственном существовании, и собственной кровью искупал свою жизнь, утекающую сквозь вложенные пальцы, он был ранен миром – за миром был должок.
И когда его животная любовница, полуангел, полудемон в последний раз напряглась и раскрылась, истекая смешавшимся соком их тел, в черной пустыне его души пророс бледный росток понимания, зачем он сюда пришел.
- Я экспериментировал с ними, - сказал Дед, - Теперь эти собаки уже не совсем собаки. – Они шли по одному из узких и вонючих бетонных коридоров, соединяющих еще более зловонные мусорные туннели, впереди, оборачиваясь иногда и посверкивая фосфорическими глазами в лучах фонарей, бежали трое здоровенных черных псов. – Я могу быть уверенным, что вы снова не создаете буферную зону? – спросил он. – Можете. Теперь уже нет смысла создавать иллюзии, вы приняты в компанию жителей реального ужаса.
Они вошли в туннель, в котором он уже бывал или очень похожий. Собаки остановились, как вкопанные и начали принюхиваться, пригнув плоские головы. – Что-то здесь не так, - сказал Дед, - Ну-ка, выключите-ка фонарь, - и выключил свой. Вокруг них, в бархатном мраке начали медленно разгораться созвездия зеленоватых огней. – Что это такое? – спросил он. – Не знаю, - растерянно ответил Дед, - Такого еще не было.
Своды исчезли, почва ушла у них из-под ног, туннель никуда не делся, но стал невидимым, свечение, наливаясь интенсивной зеленью, казалось висящим в пространстве, и от этого кружилась голова, казалось или действительно стало свежее, перестала ощущаться вонь, и в воздух проник тонкий запах гиацинта.
- Похоже, он реагирует на вас, - сказал в темноте Дед. Сложный узор казавшихся взаимосвязанными туманностей, спиралей и россыпей зеленых звезд был неподвижен, но стоило зафиксировать взгляд в любом направлении на любом из фрагментов картины, как вся система, оставаясь на месте, приобретала качество движения справа налево и вниз, им пришлось сесть на корточки, чтобы не упасть – казалось, звезды играют в прятки со взглядом, неуловимо смещаясь вне поля зрения. – Что за хреновина, - пробормотал Дед, - Кажется, что туннель идет во всех направлениях. Не нравятся мне эти игры. – Он включил фонарь – и пространство сразу приобрело объемность, замкнутость и вонючесть. Собаки, пластом лежавшие на земле, встали на ноги. – Что-то наш узник разыгрался, - ухмыльнулся Дед, - Следует показать ему, кто здесь хозяин. Наденьте-ка очки, - он достал из сумки две пары защитных очков и ультрафиолетовый фонарь с мощной батареей, - Ща, я его шибану пару раз, - он нацепил очки и дважды нажал переключатель. Две вспышки озарили туннель. Собаки взвыли.
- Ну, вот, - удовлетворенно сказал Дед, - Теперь не до фокусов будет, - и на ощупь завозился, щелкая кнопкой обычного фонарика. – Не вижу ни хрена, батарейки, что ли, сели. У вас тоже не горит?
Читать дальше