Джон О'Хара: Время, чтобы вспомнить все

Во время захоронения в воздухе вдруг появился гражданский самолет — синий аэроплан — и принялся описывать у них над головой восьмифутовые круги; почетные носители гроба все, как один, уставились на самолет, точно своим взглядом пытаясь его отогнать, но ни один из них даже шепотом не выразил неудовольствие невежеством пилота. Шум мотора внес оживление в это далеко не оживленное событие, и один из почетных носителей гроба — адмирал — бросил неодобрительный взгляд в сторону своего адъютанта-капрала, который понимающе кивнул в ответ. Адъютант понимал, что тут ничего нельзя поделать, но он также понимал, что адмирал, как высший чин из всех присутствующих, обязан был хоть как-то высказать свое неодобрение. На самом деле, любые действия по отношению к самолету и пилоту скорее всего оказались бы нежелательными, поскольку на него почти в течение всей церемонии неотрывно смотрел Джо Чапин-младший. На лице Джо Чапина-младшего ничто не указывало на неудовольствие или неодобрение. Джо стоял рядом с матерью, почти вплотную к ней, и глаза его неотступно, с невозмутимым любопытством следили за виражами, а выражение губ было непроницаемым. Джо Чапин-младший был жив, невредим, и его присутствие было бесспорным, но любой из присутствующих мог с легкостью представить себе, что в этот ясный, холодный весенний день Джо-младший стоит на вершине холма просто так, сам по себе. И тем не менее даже незнакомец наверняка бы сообразил, что Джо на этом кладбище оказался не случайно. Его одежда, разумеется, свидетельствовала о том, что он пришел на похороны: черный трикотажный галстук, обвязанный вокруг накрахмаленного воротничка, черное пальто, синий саржевый костюм, черные туфли и черная фетровая шляпа — все это было сделано из первоклассного материала, превосходно сшито и явно не предназначалось для ношения на службу. Ничто из его одежды не было куплено специально для похорон: все это было частью его гардероба и предназначено для другого рода случаев, — но подходило и для сегодняшнего тоже. У всех главных участников церемонии — вдовы, ее дочери и сына — наблюдалось несомненное сходство: рот семейства Стоукс. Губы, хотя и не полные, но выдающиеся. Иллюзия их полноты объяснялась вытянутостью губ, годами прикрывавших крупные передние зубы. Сходство это было удивительным, особенно во времена ортодонтии. Рот и невидимые за ним зубы выглядели совершенно одинаково у женщины, родившейся в 1886 году, и молодого человека, родившегося в 1915-м. Рот матери был настолько некрасив, что его можно было назвать мужеподобным, а в ее присутствии рот молодого человека казался чувственно-женственным. Рот был их единственной сходной чертой, но настолько выдающейся, что она замечалась мгновенно и узнавалась безошибочно. У сына был тонкий нос, глубоко посаженные глаза и широкий невыпуклый лоб, который скорее был продолжением лица, чем началом верхней части головы. Сын был на полголовы выше матери, но казался таким же узкокостным, как и она, что придавало ему, мужчине, стройность, граничащую с хрупкостью.

Дочь больше походила на мать. Если бы удалось воссоздать более молодую и хорошенькую версию матери и поставить ее рядом с могилой, она выглядела бы точно как дочь. Вид у дочери был утонченней, чем у матери, утонченней и нежнее: рот ее казался зовущим, глаза живо блестели, а улыбка обнажала белоснежные зубы. Дочь была ниже матери и рядом с ней выглядела изящной. В Гиббсвилле нередко можно было услышать: «Как так получилось: Энн почти копия своей матери и при этом такая хорошенькая?» Энн, как и ее брат, отличалась от всех присутствующих, но отличие это было иного рода: на похоронах Джо Чапина она единственная плакала.

Возле могилы лежала груда цветов. А рядом с ней, облокотившись на лопаты, стояли двое рабочих — гробокопатели. Во время службы они не сняли кепок и, точно невоспитанные дети, не сводили глаз с тех, кто пришел на похороны. От гробокопателей никто не ждал почтительности, а им и в голову не приходило ее кому-либо выражать. К этим похоронам их приближало лишь одно: они узнали Майка Слэттери, кивком приветствовали его и ничуть не обиделись на то, что он не кивнул им в ответ. К рытью могилы Джо Чапина они еще и не приступали; они ждали, когда уберут цветочные подношения, чтобы начать рытье могилы для другого усопшего. Поэтому похороны Чапина оказались для них помехой, они их задерживали, но труд могильщиков хорошо оплачивается и к тому же отчего не поглазеть на сильных мира сего. Скоро эти сильные мира уйдут, и тогда они смогут приняться за работу и выкопать яму для завтрашнего покойника. На их каменных обветренных лицах было ничуть не меньше достоинства и суровости, чем в лицах тех, кто пришел хоронить Джо Чапина.