Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

— Не говори мне про ветер! — вдруг выкрикнула старуха.

Он в испуге дернул головой, обернулся. Даже руку вскинул, заслонился локтем, словно защищаясь.

— Как туман растает, поднимается ветер! — опять закричала старуха. — Ветер еще хуже. Послушаешь его, чего только не услышишь. Уж он и стонет, и вздыхает, и рычит, и охает, и плачет! Такое разве забудешь? Двадцать годов миновало. А думаешь, что изменилось? Ничего — до сих пор все слышу!

И она постучала кулаками по ушам. Мальчик всем телом отвернулся от нее, только головы еще не повернул и не отвел взгляда. На несколько минут и он и старуха словно застыли — мальчик в упор смотрел ей в лицо, а она, сжав голову руками, с невероятным напряжением вглядывалась в даль, словно хотела проникнуть сквозь эту мирную картину в глубокую глубь, во что-то невыразимо мерзкое.

Мальчишка с трудом удержался и не завопил, но вдруг лицо ее изменилось. Она уже опять смотрела на ограду, на кошку, на пестрые камни. Уронила руки на колени и чуть повернула к нему голову.

— Ну а ты… ты-то ничего не слышишь, — язвительно сказала она. — Разве что, может, музыку… арфу.

Он слабо улыбнулся. Опасливо повернулся к ней, разогнул шею, она совсем занемела, будто ее свело судорогой. Самый воздух вокруг опять был заряжен насмешкой, и от этого ему снова становилось легче дышать. Он уже снова чувствовал, что они ровня. Но вот старуха хлопнула себя ладонями по коленям, порывисто встала и принялась сортировать все, что еще не успела разобрать в сарае.

— Гляди-ка, это вот для грузчиков… остальное на свалку, — сказала она, покончив с работой. — Ну где же ты? Поди скажи рабочим или, может, сам по одной вещичке все перетаскаешь?

— Сами им скажите, — отозвался мальчик; он уже стал понимать, что к чему.

Старуха медленно выпрямилась во весь свой немалый рост.

— Послушай, мне-то что за дело до этого барахла? Увезут его или бросят здесь, это теперь твоя забота. Так что лучше поторопись. Или, может, хочешь, чтоб они так без тебя и уехали?

Он нехотя завернул за угол дома, медленно двинулся по дорожке к фургону. Грузчики уже поели, но еще не вылезли. Они о чем-то спорили. Один из них развернул газету и тыкал пальцем в какой-то заголовок, но, увидав мальчика, замолчал. Другие вытягивали шеи, удивленно глядели на незваного гостя. И по нему сразу видно было — он и сам не рад, что явился. Теперь прежней его небрежной походки как не бывало. Раньше все давалось так легко и просто, но кто же мог знать, что он наткнется на эти палатки, и арфы, и устрашающие воспоминания каких-то старух, и на секреты коварных, улыбающихся девчонок.

— Там за домом еще вещи! — крикнул он, показывая за спину.

Но он уже не чувствовал себя хозяином дома. Он крикнул негромко, и грузчики сделали вид, что ничего не слыхали, однако же смолкли, насторожились, будто охраняли пещеру с награбленным добром. А перед ним протянулась пустынная улица, и ему опять отчаянно захотелось поскорей отсюда убраться. Но на этот раз быстро не скроешься. То, что осталось позади, давит тяжким грузом. С этим домом его уже соединили какие-то узы, какое-то странное родство, и там оставался друг, и еще груда вещей, которые надо бы перенести. Но было там и кое-что поважней этого скарба. И он знал: надо разгадать тайны этого жилища, не то оно будет преследовать его всю жизнь.

— Вон там! — еще раз крикнул он и пошел прочь по дорожке, завернул за ближайший угол дома.

Грузчики не спеша выбирались из перевернутых столов и стульев и один за другим с грохотом спрыгивали на мостовую. Они пошли по дорожке за дом, и по обе стороны клонились невысокие цветущие кусты. Незло посмеиваясь, они протискивались мимо мальчика, и один даже шутливо дернул его за отворот куртки, словно хотел сказать: ты хоть и распоряжался нами и покрикивал, а все равно мы знаем, твое дело — сторона. Через минуту-другую они уже возвращались, а он все еще стоял на том же месте. Вещей было совсем немного, на всех не хватило. Один катил газонокосилку и на плечо взвалил лопаты, вилы и мотыги, другой нес сложенную палатку, а через руку перекинул связанные шнурками башмаки и рюкзак. Еще двое тащили гору плащей и мешок, набитый веревками. Последний шел с пустыми руками. Он наклонился и подобрал на дорожке маленькую раздавленную желтую розу — ее обломали, когда шли к сараю.

— На, держи, малыш, — сказал он, с насмешливой и дружелюбной улыбкой протягивая мальчику розу. — Спасибо за подмогу!

Наконец он опять прошел за дом, тут старуха затаптывала гаснущие язычки огня и, когда всё до единой искорки угасло, широким шагом направилась к сараю, заперла его, раз-другой толкнула плечом дверь, чтоб убедиться, что заперто крепко. А он смотрел на нее и диву давался. Такой сильной, решительной старухи он в жизни не встречал. Сразу видно — изгнанница, привыкла скитаться по белу свету. Обычные переезды, наверно, казались ей теперь сущими пустяками, но действовала она так, словно и не подозревала, что это и есть ее стихия. Затаптывала ли она костер, поворачивала ли ключ в замке, проверяла, хорошо ли заперта дверь, — все она делала окончательно и бесповоротно. Но вот она обернулась к мальчику, медленно провела большими руками по волосам, по груди, по жестким складкам длинной юбки, и наконец руки повисли по бокам ладонями наружу. От этого движения — долгого и словно прощального — у мальчика странно сжалось сердце. То непонятное, что их сближало, навсегда оборвалось.