Я заскочил к миссис Хопкинс сказать, что у нас заночевал один приятель и пусть она не беспокоится, если услышит, как он ходит по комнате. Она, естественно, догадывается, в чем дело, но пока со стороны все пристойно, она не против. Мы уже выходим из парадного, как вдруг меня осеняет.
— Стой-ка, Джимми, я мигом, — говорю я, иду назад и запираю нашу дверь. Замок у нас работает на совесть, и теперь ей не выбраться отсюда.
— Ты чего это? — говорит Джимми.
— Зачем напрасно смущать человека, — сказал я. — У меня там висят костюмы, — вздумает, чего доброго, прихватить с собой и загнать.
— По ней непохоже, — говорит Джимми.
— А по мне похоже? — говорю я. — А я бы прихватил.
Мы с Джимми на это утро присмотрели себе подходящую работенку. У нас есть знакомый парень, Джо, он работает шофером у одного старикана. Утром Джо его отвозит в Сити и заезжает за ним, когда подходит время ленча. Мы договорились, что он нам дает машину часа на два, когда она все равно простаивает, и мы успеем провернуть одно дельце для Марка Бланчтона, который торгует подержанным платьем. Машину мы получили, как было обещано, Джо по дороге ссадили у закусочной, а сами рванули в район Найтсбриджа, на квартиру к одному хмырю, забрать оттуда, что называется, полный комплект принадлежностей мужского гардероба. Костюмчики там были — мечта, лацканы с изнанки отстрочены вручную, застежки на обшлагах не ложные, а настоящие, хотите отстегнуть пуговицу — будьте любезны. Принимал товар Марков сынок, Бенни, следил в оба глаза, единственное, чем нам удалось разжиться, это фирменные ярлыки с двух пиджаков, мы их после нашили на свои. Заработали на этом деле по фунту на брата, да один фунт отвалили Джо за то, что дал нам машину. И тут же — ходу домой, а у самих на душе кошки скребут, вдруг она как-нибудь изловчилась выбраться из комнаты и мы недосчитаемся наших пожитков.
Но мы волновались напрасно. Когда мы открыли дверь, нашу каморку было не узнать. Первое — сразу ударил в нос запах политуры. Видно, она откопала старую банку на дне ящика со всякой всячиной и прошлась по столу, по всей мебели, навела глянец даже на спинки у кровати. Окна тоже, как видно, протерла, в комнате стало светлее и веселей. Постель застелила с фасоном, и вообще все стало выглядеть по-новому.
— Да ты, брат, не сидела сложа руки, — говорит Джимми.
— Я бы убралась как следует, — говорит она, — только нельзя было пройти к крану.
— Дверь же оставалась незапертой, а, Джимми? — говорю я.
— Не знаю, вроде да, — говорит Джимми.
— А вам нравится? — говорит она и оглядывается по сторонам.
Джимми говорит:
— Порядок, чистенько.
Я говорю:
— Это точно.
И на жилье стало больше похоже. Но не такое, как я люблю. Во всем видна бабья рука.
— Я бы вам сготовила что-нибудь, — говорит она, — да было не из чего.
— Сходить купить сосисок? — говорит Джимми.
— Почему бы вам не поесть по-человечески? — говорит она.
— Вот мы сосисок и поедим по-человечески, — говорит Джимми. Он подал мне знак остаться, а сам пошел за сосисками, за хлебом, чаем и маргарином. Пока его не было, я взялся накрывать на стол, но она куда-то все поубирала, неизвестно, где чего искать. А она уже тут как тут, накрывает сама. Ну, я сел и закурил. Наблюдаю за ней. Занятная девчоночка. Тихоня, а шустрая, и не знаешь, как с ней разговаривать. Нисколько не похожа на лондонских девочек. И эта чистая розовая кожа, такая свежая, гладкая — я-то, правда, люблю бледненьких, и чтобы густо пудрились и ярко красили губы, как-то естественней, когда женщина красится.
В общем, мы поели сосисок, и Джимми спрашивает, не собирается ли она за своим чемоданом. Видим, она чуть не плачет, что надо выходить на улицу. Ну а нам все равно ехать мимо, мы пообещали, что захватим его по пути. Она сказала, если б мы ей дали набрать воды, она бы все вымыла и вычистила. Непонятно, что там было еще мыть и чистить, но все же мы ей дали набрать воды. А сами пошли получили ее чемодан и кстати подкупили кой-чего для нее в палатке на Тауэр-бридж Роуд. Я ей купил пудру и помаду, а мой друг Джимми — сережки и зеленую расческу. Уж не знаю, что это на нас напало, ведь взамен мы не получали ни шиша. Но временами бывает, делаешь что-то, а почему — сам не знаешь.
Наша пигалица до того обрадовалась, можно подумать, мы для нее скупили все магазины на Бонд-стрит. Даже всплакнула, представьте, но мы ей велели кончать это дело. Расцеловала нас, сперва меня, потом Джимми. Достала вещи из чемоданчика, и я ее поучил, как нужно одеваться. Она еще напудрилась, накрасила губы, все одно к одному, словом, сделалась как картинка. С такой и выйти куда-нибудь не грех. А она — ни в какую. Удивительное дело. Прилипла к этой комнатенке у миссис Хопкинс, точно всю жизнь только ее и искала.
Читать дальше