Йицхак Ави-Давид - Рассказы израильских писателей

Старик Мильбауэр улыбнулся и положил руку на плечо Алони.

— Ты, видно, идешь сейчас держать вступительную речь?

— Я совершенно растерян, — признался Алони. — Скажи, пожалуйста, что они тебе отвечали?

— Ответы были обычные. Они говорили, что хотят помочь человечеству, хотят посвятить себя науке… Ты же сам это знаешь.

— Странно. Я тоже так думал. Так оно и было. Но вот сейчас ни один так не ответил. Почти все отвечали примерно следующее: « Мне кажется , что я интересуюсь биологией». Или: « Я думаю , что это меня заинтересует». Или: « Возможно , это то, чего я ищу». Ты понял? Обрати внимание на слова: «мне кажется», «я думаю», «возможно»… Всюду звучат нотки сомнения, оговорки, дающие право всегда повернуть на сто восемьдесят градусов. Обрати внимание и на скромность и на осторожность этих ответов. Они говорят, как совершенно взрослые люди с большим жизненным опытом. Я бы даже сказал, как ученые мужи… Что за этим кроется? Большинство студентов — демобилизованные солдаты, участники войны. Может быть, все дело в этом?

Профессор Мильбауэр многозначительно поднял палец.

— Я должен предостеречь тебя. Держи с ними ухо востро.

Оба рассмеялись и разошлись в разные стороны. Алони еще немного задержался в коридоре, потом решительно открыл дверь лекционного зала.

Дори сидел во втором ряду и удивлялся охватившему его волнению. Так волновался он обычно перед боем, перед самыми первыми боями, когда он еще был в штатском и занимался своей картой. Что же произошло? Почему он так волнуется?

— Господа, — начал Алони, положив на кафедру портфель. Он погладил его рукой и обвел глазами аудиторию. — Вы приступаете ко второму году обучения. Следовательно, это продолжение, а не начало занятий, поэтому мне нет необходимости произносить вступительную речь. Но я уверен, что каждый из вас чувствует и понимает, что это продолжение, по сути, является все же началом. Мы начинаем как бы все заново. В прошлом году вы сидели рядом с теми, кто сейчас расстался с вами, избрав другой путь. Одни из них решили стать врачами, другие — физиками, химиками, математиками. Вы избрали биологию, и поэтому вы, по сути дела, стоите у порога новой жизни даже с чисто формальной точки зрения.

Очень скоро вы будете сидеть в лабораториях за бинокулярными микроскопами, которые дадут вам возможность наблюдать стереоскопически и в увеличенном изображении исследуемый материал. Все будет предельно наглядным. Вы будете рассматривать небольшую мушку длиной в три миллиметра под названием дрозофила. Затем вы будете изучать одну из клеток ее тельца и обнаружите в ядре каждой клетки так называемые хромосомы, то есть структуры, состоящие из нуклеиновых кислот и протеинов. Вы узнаете, что хромосомы есть в каждой клетке любого животного и растения. Мельчайшая часть хромосомы — единица наследственности — называется геном. Гены различны по величине и по форме. Расположены они в хромосоме в линейном порядке.

Во всем этом вы сможете убедиться собственными глазами, после того как проделаете ряд опытов. Затем мы подведем итоги, и тогда вы убедитесь, что хромосомы несут ответственность за наследование всех признаков животных и растений. Вы убедитесь также, что отдельные гены ответственны за определенные свойства организма. Далее, вы будете облучать дрозофилу рентгеновскими лучами и в потомстве облученных мушек обнаружите появление мутаций — наследственных изменений, и морфологических, и физиологических.

Но в это время, возможно, кое-кто из вас встанет и скажет мне: «Господин профессор, это неверно, что за свойства живого организма ответственны хромосомы. Свойства живого организма определяются средой и социальными условиями: физическими, психологическими, климатическими… Предположение, что свойства всего живого передаются по наследству, то есть силой, которая заключена в хромосомах и генах, — это предположение пессимистическое, оно приводит к отчаянию. Если в самом деле некуда деться от наследственности, какой же смысл во всех людских усилиях улучшить свою сущность и совершенствовать свою природу? Выходит, что человек должен сложить оружие и смиренно ждать приговора, вынесенного ему где-то там, в хромосомах и генах… Но мы, так скажете вы мне, верим в человека и в его достижения…»

Так или примерно так говорят нам и некоторые биологи. Им следует ответить. Поэтому я счел нужным предупредить вас и сообщить заранее, что под микроскопом я не обнаружил ничего такого, что заставило бы меня хоть на йоту отойти от своих убеждений… Но пусть никто из вас не делает вывода, что я или мои товарищи по научной работе — люди, готовые впасть в отчаяние и потерять веру в человека и прогресс. Пусть никто из вас не подумает, что мы разуверились в силе обучения и воспитания и в лучшем будущем человечества. Подлинная прогрессивная наука никогда не поддерживала теорий, что человек плох и испорчен от рождения. И генетика никогда не выносила приговоров, ведущих к отчаянию, напротив, она всегда открывала новые горизонты, вселяла веру и надежду.