Давид Шраер-Петров - Кимоно

Он нестерпимо захотел купить такой халат. «Простите, если мои слова покажутся невежливыми и даже дикими… Заранее прошу извинить, но я не знаю японского, а мой английский недостаточно гибок, чтобы выразить просьбу. Я русский…», — он не договорил, потому что увидел удивление и даже некоторую настороженность на лице японки-продавщицы. Но профессионализм и хорошее воспитание взяли верх, и она улыбнулась: «Пожалуйста, спрашивайте! Я к вашим услугам». Тогда Либов торопливо рассказал продавщице в приглянувшемся кимоно, что он хочет привезти из Японии именно такое в подарок. «К сожалению, господин, другого подобного кимоно не существует. Рисунок на шелковой ткани для него приготовили по эскизу моей приятельницы. И пояс к нему разрисовала тоже она. Она художница по шелку и работает по договору с музеями или по заказу очень состоятельных коллекционеров кимоно». «Как мне найти эту художницу?» — спросил Либов, чувствуя, что его охватывает азарт от которого теряют голову и делают невероятные глупости. Океанология приучила его погружаться в головокружительно азартные и невероятно опасные ситуации, из которых может выручить только профессиональная сноровка и хладнокровие. «Я позвоню Акико, так зовут художницу, может быть, она согласится показать вам свои работы. Между прочим, меня зовут Киоко. А вас?» Либов назвал свое имя. Вернее, фамилию. Так повелось с детства, перекинулось в школу, в институт и далее везде, что его звали по фамилии: «Либов, Либов!» И родители. И Рита зовет его «Либов». Продавщица поклонилась и набрала номер по мобильнику. Кто-то ей ответил, она спросила что-то по-японски. Выслушала ответ, кивнула снова, захлопнула телефончик и улыбнулась Либову: «Вам здорово повезло! Можно сказать, что вы счастливчик: Акико разрешила привезти вас в ее мастерскую». Договорились, что Либов будет ждать Киоко около эскалатора у главного входа в десять вечера.

Он стоял около эскалатора с букетиком фиалок и упрекал себя, что не назначил для встречи другого места: время было близкое к закрытию мола и вниз по эскалатору скатывалось так много народа, что он мог легко пропустить Киоко. Или по ошибке принять другую японскую женщину за нее. Он вглядывался в накатывающиеся лица и упрекал себя за свою дурацкую натуру: смесь авантюризма и склонности к сомнениям. Действительно, он готов отправиться неизвестно куда с незнакомой ему молодой женщиной, с которой обмолвился несколькими фразами на английском языке, которым они оба владеют отнюдь не в совершенстве, к абсолютно неведомой ему другой молодой японской женщине, художнице по кимоно, невесть по какому адресу, вечером, не зная ни слова по-японски. Он даже не сказал своим коллегам по Институту океанологии, с которыми вместе приехал на конгресс в Токио, что он отправился по делу, вернется поздно и по какому адресу/телефону его разыскивать, в случае чего. В случае чего! Разве он не читал в газетах об ужасающих мафиях, которые обитают в этом городе, претендующем на право считаться одним из крупнейших мегаполисов планеты? В случае чего! Да, если такой случай выпадет на его долю, никто не найдет даже останков американского ученого с русско-еврейским именем Либов! И тут же возникал образ милой молодой японки, которая приготовила вкусный бутерброд и сварила изумительный кофе. А главное, сама взялась помочь ему встретиться с художницей по кимоно.

Киоко не появлялась. Он готов был вышвырнуть букетик фиалок, выйти на свежий вечерний воздух и вернуться на такси в гостиницу «Империал», где он жил в номере вместе со своим коллегой по Институту океанологии. Он уже искал глазами мусорную урну для невостребованных цветов, как его окликнул женский голос: «Добрый вечер! Простите, что я задержалась немного!» — это была Киоко. Они вышли на Гинза стрит. Подвернулось такси. Важный, как лорд, шофер в белых перчатках распахнул дверцы. Киоко назвала адрес, и они начали пробираться в потоке автомобилей вечернего Токио. Вскоре шофер отдалился от Гинзы, миновал шумные освещенные улицы и начал ввинчиваться в улочки и переулки, уставленные деревянными двухэтажными домами в цветении вишен, вдруг напомнившими Либову родное Замоскворечье, Арбат, купеческие особняки. Когда такси проезжало мимо одного из деревянных двухэтажных особняков, окруженных высоким забором, Киоко сказала что-то шоферу, и он остановился. Либов расплатился, они вышли из машины и оказались около чугунной калитки. Такси уехало. Киоко набрала какой-то номер на мобильнике, назвала свое имя, калитка звякнула замком и распахнулась, впуская Либова и его провожатую. Они вступили на бетонную дорожку, освещенную фонарями, подвешенными к чугунным столбам, на которые опиралась крыша крыльца. Крыша крыльца и многоступенчатая крыша дома были замысловато изогнуты, как у пагоды. Либов стоял на дорожке, озираясь и вглядываясь в темноту вечера. «Пойдемте, пойдемте! Вот и Акико!»

Читать дальше