Натиг Расулзаде: Золотая монета

Он остановился посреди незнакомой ночной улочки, возле входа в подвал, из которого как раз отворив железную дверь, вывалился какой-то толстый господин в шляпе, криво надетой на голову, в съехавшем галстуке и, кажется, основательно пьяный.

– Не ходите туда, – сказал ему господин, приблизив усатый рот к его лицу, будто собирался поцеловать, и обдав перегаром смешанным с тонким запахом дорогого одеколона. – Вас там ограбят и заразят триппером.

– Хорошо, – покорно согласился он, отстраняясь от господина как можно дальше. Тогда, отстав от него, господин исчез в соседнем переулке, а он, потянув на себя тяжелую железную дверь, очень неприятную с виду, вошел именно туда, куда обещал не входить. Что-то, независимо от его воли, ума, желания словно толкнуло его в этот подвал. И он стал спускаться по длинной винтовой каменной лестнице, пока в полутьме не наступил на чью-то ногу.

– Это еще кто? – недовольно спросил голос, обладателя которого он пока не видел. – Что этот болван охранник делает наверху? Вас кто впустил? Деньги есть?

Из четырех вопросов, заданных ему один за другим без всякой паузы, он решил ответить только на последний, засунул руку в карман, вытащил тряпочку, развернул и продемонстрировал золотой. Тут в лучах золотой монеты, которая немного осветила место, где они стояли, он увидел человека с зеленым лицом, одетого как паж и почему-то с зонтиком в руке.

– О! – сказал зеленолицый. – Золото! Можете войти, – и распахнул перед ним дверь в зал, настолько ярко освещенный, что ему на миг пришлось зажмурить глаза.

Он шагнул в зал – и что же там творилось! Бриллианты на пальцах, ушах, шее, порой на голове фантастически разодетых женщин слепили глаза, запах дорогих сигар, который он слышал впервые за свои двадцать восемь лет, мужчины во фраках и, как минимум, дорогих костюмах, приобретенных в Париже и Лондоне, женщины в эксклюзивных платьях, стоивших целое состояние, пахнущие так, что проходя мимо них, казалось, ты взлетаешь плавно над землей, и все они – многие с бокалами в руках – сгрудились возле игорных столов с рулеткой, тут играют в карты, там бросают жетоны в автомат, мягкий, усыпляющий гул стоит в зале, никто не обращает на него внимания, а он бродит, как во сне, как сомнамбула между игорных столов, видит этих пресыщенных людей, которых даже выигрыш не волнует и не радует. Официанты в белых смокингах и полуфлотских фуражках с кокардой с ловкостью обезьян, перелетающих с ветки на ветку, снуют между посетителями с подносами в руках. На столах блестят кучи золотых монет, которые передвигаются то к крупье, то к счастливому игроку, точно таких же монет, что у него в кармане, что открыла ему дорогу сюда. Он вдруг ловит себя на том, что уже давно стоит у края стола, где играют в рулетку и наблюдает за игрой, ничего в ней не понимая. Никто не обращает внимания на его внешность, на его старые, правда чистые и отутюженные тщательно брюки, на его нечищеную обувь, хотя он резко отличается своей внешностью от всех тут присутствующих. Он видит нарядную молодую женщину, сидящую напротив него, замечает ее мимолетный взгляд на себе, абсолютно лишенный любопытства, видит, как она хладнокровно проигрывает свои деньги, прикуривая у официанта, согнувшегося угодливо с горящей свечкой перед ней, толстую, странно выглядящую в ее тонких губах сигару. Он на миг представляет на ее месте свою жену, что и она так же шикарно одета, и это бриллиантовое колье на ней и огромная брошь на платье под стать колье. Он достает из кармана и ставит свою монетку на первый попавшийся квадратик, рулетка вертится, шарик бежит по желобку и попадает на ту же цифру, которая нарисована на квадратике, где одиноко лежит его монета. Он как сквозь сон слышит непонятные слова крупье, видит, как тот лопаточкой с длинной ручкой тащит к себе его монету, не в силах помешать этому, будто руки и ноги, и все тело его онемело, одеревенело, не в силах противиться хотя бы словами, потому что язык во рту тоже онемел и одеревенел. Но тут же крупье, отсчитав, придвигает к нему той же лопаткой кучку блестящих близнецов его монеты…

Когда он утром – только-только начинался рассвет – выходил из этого подвала в переулок, карманы его были набиты крупными купюрами и золотом. Он, как пьяный побрел по незнакомой узенькой, подозрительной улочке, на углу которой с невозмутимостью старожила находилась и издавала вонь большая мусорная куча, еще не зная, куда он должен идти, потом понял, что утро, что всю ночь его не было дома, что жена вероятно беспокоится, да что – беспокоится, с ума сходит. И зашагал по направлению к дому. Не привыкший разъезжать на такси, он так и шел бы пешком, если б на него чуть не наехал автобус нужного ему маршрута, не веря глазам своим, он долго рассматривал номер маршрута на лобовом стекле автобуса в этот предутренний час, когда все автобусы спят, не веря ногам своим, поднялся в салон, не веря своей заднице, уселся на теплое место, будто специально нагретое кем-то для него возле окна, хотя он был здесь единственным пассажиром.