Эдуард Снежин - Под небом Ривьеры - Не торопи любовь

— Дым! Дым! — заорала публика.

— Ого! Сегодня праздник — они дадут дым! — восклицает Джо.

— Что это? — спрашиваю я.

— Смотри! — показывает он на сцену.

Там выкатили… пушку с огромным жерлом, диаметром с метр, в которой установлен мощный вентилятор. Музыка и световые пулеметы заметались в невообразимом ритме психоделики. Диск-жокей пододвигает пушку к самому краю подиума и включает ее. Вентилятор завывает и забрызгивает все вокруг мощной струей белого тумана с запахом жасмина. Минута — и туман накрывает участников шабаша. Толпа приходит в состояние неописуемого восторга.

Джо подскакивает к Лене и сжимает ее в объятиях — с недвусмысленными намерениями. Девушка от неожиданности и всей этой сумасшедшей вакханалии вдруг обмякает, и наглец, каким-то образом исхитрившись, срывает с нее трусы, стянув их до колен. Я мгновенно реагирую и влепляю ему хук правой в подреберье. Он выпускает добычу, но не падает, скотина («Откуда столько силы в этом тощем заморыше?» — дивлюсь я.), и пытается, развернувшись, ударить меня ногой. Я не люблю драться, но так разъярен покушением на мое сокровище, что непонятно каким образом перехватываю его ногу и дергаю. Птенец обрушивается на пол, но тут же вскакивает и идет на меня, в руках у него тонкий металлический прут, который он как-то сумел пронести — на входе всех обшаривали. Интересно, что публике наша драка до фени. Джо сумел огреть меня прутом по плечу, от боли я совсем свирепею и бугаем бросаюсь на парня, чтобы сокрушить его как придется, но… он вдруг сам оседает на пол, хватаясь за промежность. Из облаков туманной пены возникает Лена, дергает меня за руку, я ору от боли, но устремляюсь за ней.

В этот момент под потолком раздается гром, и сверху проливается настоящий дождь. Публика истерически визжит.

Через минуту мы глотаем свежий воздух на улице.

— Прости меня, тебе больно, не разобралась! — говорит Лена, перехватывает меня за здоровую руку и тащит дальше: — Уходим!

— Подожди!

— Нет! Это местные, хрен знает сколько их, — ругается девушка, и я, поняв, что опасность ею не преувеличена, вместе с ней устремляюсь в придорожные кусты.

Мы поднимаемся на второй этаж, администрация в лице полноватой тетки у стола на входе по случаю праздника пьяна и милостиво машет нам рукой:

— Проходите!

Я плюхаюсь в холле в широкое кресло.

— Погоди! — говорит девушка, исчезает в своей комнате и быстро возвращается.

— Люська там с парнем спит.

— А я думал, где третья подружка?

Лена приносит бинт и какую-то мазь и осторожно снимает с меня рубашку. Плечо мое вспухло и покраснело.

— Больно? — спрашивает Лена.

Я улыбаюсь:

— С тобой ничуть! — И сажаю ее себе на колени. — Ой! — вскрикиваю тут же от боли — явно переоценил себя.

— Больно тебе! — повторяет Лена.

Свет в коридоре выключен, поздно, где-то около двух часов ночи, но в окно светит луна, и, приспособившись к ее слабому свету, я различаю на щеках любимой красные полоски от слез и слизываю языком горьковатую влагу.

— Как кошка, — наконец улыбается Лена.

— Угадала! По восточному гороскопу я Кот.

— А я Телец.

— Другого я и не представлял себе. Ревешь, как корова, — шучу я. — Ну что ты?

— Тебе-то хорошо. Ты знал, что не утонул.

— Ну, вспомнила! Я же по другому гороскопу — Скорпион. Вода — моя стихия, утонуть я не мог.

— Да еще этот… наркоман врезал тебе железкой!

— Да брось ты! Наелся анаши!

Она размазывает слезки по лицу.

— Переел так, что сам свалился, — говорю я.

— Не сам! Я сзади вдарила его коленом под…

— Да ну! — искренне удивляюсь я и смотрю на свою спасительницу внимательным взглядом.

Тут в коридоре показываются две Ленины подружки. Шаткой походкой, не замечая нас, они прошмыгивают в комнату.

— Слава Богу, отвязались от местных! — шепчет девушка.

Она обнимает меня за шею и крепко целует.

— Лена, Лена, что ты со мной делаешь? — шепчу я и кладу ладони на выступающие шары ее грудей. Она вытерпела с полминуты, как будто к чему-то прислушиваясь. Потом, видимо, внутренний голос подсказал ей, что это слишком, она мягко берет мои руки и кладет их на свои гладкие обжигающие бедра, отчего мне ничуть не легче, я весь дрожу. Тогда она перекладывает мои руки к себе за спину.

— Дима, а ты женат?

— Женат, — не скрываю я. Никогда не скрываю это от женщин.

— А дети?

— Дочке шесть лет, — взгрустнул я по своей белоголовой лохматенькой Иришке.