Эдуард Снежин - Под небом Ривьеры - Не торопи любовь

А Липарит между тем с большим подъемом, почти не путая падежи и окончания, проговорил семге целую оду:

— Я люблю семгу. Люблю разрезать свежую розовый рыба на кусочки, отдирать кожицу, тщательно освобождать с помощью ножа деликатное мясо от костей хребта. Дома у меня собака — ирландский терьер. Все лишнее отдаю ему, непременно присутствующему при священнодействии. Он тоже любит семгу, съест брошеный кусочек отходов и уткнется в пол, отвернувшись от меня, и ждет очередной поступлений. Если я запаздываю, то подходит и, подлизываясь, кладет морду на мои колени. Такой доверие, что я отдаю ему весь неочищенный до конца кусочек, отрывая деликатес от себя.

— Как зовут твою собаку?

— Джерри, ты читал у Лондон — «Джерри-островитянин»?

— Ну да, еще в детстве.

— И я в детстве. Всю жизнь мечтал о таком псе, вот только три года назад купил щенок из Чечни. Ирландский терьер — самый умный собака!

— Почему из Чечни?

— Они там спасли много жизней солдат. Их натаскивают на мины под землей. Овчарка глупый, бывает, срывается и тычет носом в мина. Погибает. А рыжие держат стойку за пять метров и четко указывают носом, где зарыто. Никогда не подбежит и не ошибется, — поднял Липарит палец вверх.

Я понял, что на втором месте после страсти к девушкам у Липарита любовь к собакам.

Он уловил мои мысли и заметил:

— Гитлер сказал: «Чем старше я становлюсь, тем больше люблю собак и меньше людей». Правильно сказал!

— Сейчас за Гитлера предложишь тост? — съехидничал я.

— Нет, Дим. Что Ленин, Сталин, Гитлер — одна компаний, пить за них не буду никогда.

— Ну, слава Богу, у меня примерно такое же мнение.

— Ты умный русский, Дима! Часто русские защищают тех, кто их обобрал.

— Как будто у вас в Армении нет воров у власти.

— У нас все это понимают, но кругом все куплено, каждый живет сам по себе.

— И у нас понимают. И тоже плюют на власть, не связываются.

— И бесполезно связываться. Наш и ваш страна может спасти только союз с Европа. Только их законы. У нас и у вас законы спят!

— Тогда выпьем в Первое мая за союз с Европой, — согласился я и достал свою бутылку коньяку.

Липарит запротестовал, выставляя свой «Арарат».

— Успокойся, — сказал я, — твое тоже выпьем все!

— Сейчас я схожу за креветка — должен быть готов, — поднялся Липарит.

Через минуту он вернулся с большим блюдом дымящихся паром креветок.

«Лена покупала, — сжалось мое сердце, — что она сейчас делает?»

Мы с большим удовольствием умяли все блюдо.

— Где варил? — спросил я.

— На плитке, сестра варил.

— А что сестру не приведешь сюда? Для близкого знакомства?

Тут в дверь постучали. «Лена?» — бухнуло мое сердце. Но это была не она. С чашками кофе на подносе появилась накликанная медсестра.

— С праздником вас, молодые люди!

Липарит поднялся, принял из ее рук поднос и поставил его на стол.

— Садись, Полин. Сейчас будем пить кофе с коньяком.

Медсестра села в кресло-качалку. Липарит чуть-чуть плеснул себе в кофе коньяка. Потом повторил священнодействие еще два раза. Отхлебнул:

— Вкусно! Точность — вежливость поваров. Неграмотный люди переврали это на королей, потому что первый раз сказал такой фраза Людовик, я читал французский книжка.

Он налил и нам по точно отмеренной дозе напитка. Мы выпили кофе, от чистого коньяку Полина отказалась:

— Скоро придет проверять главврач. Разве что потом? — улыбнулась она, но не мне, а в сторону Липарита.

— Конечно, день еще долгий, — сказал тот.

Медсестра покинула нас.

— Что, займешься Полиной? — спросил я бравого кавказца.

— Слушай, Дим! Ей сорок пять лет, — возмущенно заявил Липарит. — Мне пятьдесят два, но я люблю молодой девушка! Ко мне Наташ приедет!

Про «Наташ» я уже слышал, говорить ни о чем не хотелось, и я снова заснул и не выходил в этот день никуда. С Липаритом мы встретились за ужином.

— Лен сегодня на пляж не было. Наверно, ты ее замучил! — усмехнулся армянин.

— Ну что ты, разве можно замучить такой крепкий девушка! — в тон ему ответил я.

— Это правда! Ей много надо. И большой, — повторил циник свою утреннюю фразу. Я его не слушал.

«Наверно, тоже отсыпается. Или с подругами отправилась гулять, — думал я. — Ладно, завтра появится, потолкуем».

Но Лена не появилась на пляже ни завтра, ни послезавтра. Гордость не позволяла мне заявиться к ней в гостиницу. На третий день я проходил мимо решетки парка по другой стороне автострады.