Дженис Кайзер: Любить — это так просто!

— Я говорю не о таких женщинах, Брейди Коулман. Я говорю о любви, настоящей любви к хорошей, порядочной девушке. Будь у тебя кто-то, с кем ты мог бы поделиться, возможно, ты бы успокоился и смирился со смертью сестры. Конечно, я вмешиваюсь не в свое дело. Какому мужчине тридцати пяти лет от роду понравится, что мать сует нос в его личную жизнь? Я бы молчала, если бы не видела, какой вред причиняет тебе ненависть, которую ты носишь в себе. Она разъедает тебе душу, сынок. Неужели ты сам не понимаешь?

Глянув в зеркало заднего обзора, Брейди снова заставил себя сбросить газ. Не хватало еще угодить в полицию за превышение скорости, что бывало всякий раз, стоило ему оказаться в Сан-Антонио.

— Давай сменим тему, — буркнул он, — пока я не ляпнул чего-нибудь, о чем потом пожалею.

— Может, лучше выговориться и покончить с этим? — настаивала мать.

Они ехали по улицам района Аламо-Хайтс, до кладбища оставалось несколько миль. Пульс у Брейди участился. Он прилагал отчаянные усилия, чтобы обуздать душивший его гнев.

— Нам не станет легче, если я выскажу все, что думаю о Джереми Тренте, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Попробуй, — отозвалась мать. — Ты когда-нибудь делился своими чувствами с кем-то?

— Нет такого человека, с которым мне хотелось бы обсуждать эту тему, разве что с самим Трентом.

— О том-то я и толкую. Людям необходимо делиться своими переживаниями. Если есть кого любить, легче расстаться с тяжелыми воспоминаниями. Я тебя хорошо знаю, Брейди. Ты весь в отца. Джейк тоже вкладывал страсть во все: и в любовь, и в ненависть. Ты такой же, сынок...

— Не хочу тебя разочаровывать, мама, но едва ли благородно жениться на ни в чем не повинной девушке лишь для того, чтобы избежать визитов к психиатру. При всем моем уважении к женщинам, включая тебя, я не думаю, что их главная цель — спасать какого-нибудь бедолагу от него самого. Тебе не понравится то, что я скажу, мама, но я вполне удовлетворен своей жизнью и не желаю ничего менять.

— Я советую тебе остепениться совсем по другой причине. Я пытаюсь настроить тебя на положительный лад, помочь преодолеть горечь, порожденную трагедией, происшедшей с Ли. Ее смерть превратилась в навязчивую идею, завладела всеми твоими помыслами.

Прежде чем ответить, Брейди долго молчал.

— Я мог бы смириться с тем, что она умерла, — тихо сказал он наконец. — Все мы смертны. Но я никогда не смирюсь с тем, что этот сукин сын убил ее и остался безнаказанным, а я бессилен что-нибудь предпринять.

— Не твое это дело мстить за ее смерть, Брейди, даже если бы мы точно знали, что произошло.

— Как бы не так! И потом, я знаю, что произошло.

— Ты хочешь верить, что виноват Джереми, но полиция придерживается иного мнения.

— У них нет доказательств, чтобы упрятать подонка за решетку, мама. Это разные вещи. Мы уже сто раз об этом говорили. Ты просто отказываешься признать, что Ли совершила ужасную ошибку, выйдя замуж за такого мерзавца.

— Ах, Брейди, неужели ты не понимаешь? В конечном счете неважно, кто виноват. Я тоже жажду справедливости, но не позволяю горю разъедать мне душу. Не хочу, чтобы оно свело меня в могилу. Смирись, сынок! Не губи свою жизнь из-за того, что и так стало нашей семейной трагедией. Умоляю!

Впереди показалось кладбище. Брейди притормозил, свернул на подъездную аллею.

— Мы никогда не договоримся, — буркнул он. — Давай не будем больше спорить. Пора подумать о Ли.

Мать не возражала. Возможно, ей не меньше, чем сыну, хотелось прекратить тягостный разговор. Нехорошо стоять у могилы близкого человека и продолжать ссориться.

«Линкольн» миновал бесконечный ряд надгробий и памятников. Брейди припарковал машину там, где в феврале прошлого года остановилась похоронная процессия. Погода на сей раз была совсем другая. В ярко-голубом небе, какое бывает только над Техасом, плыли белые облака. В воздухе еще чувствовалась зимняя прохлада, но солнце пригревало совсем по-весеннему. Брейди надеялся, что прекрасный день улучшит его настроение, но с грустью понял, что все осталось по-прежнему: мать смирилась с утратой, а сам он продолжал бунтовать.

Он вышел из машины, вдохнул свежий, на удивление ароматный воздух. Обойдя «линкольн» спереди, открыл дверцу, помог матери выйти, на минуту взяв у нее букет. Она одернула юбку, взяла цветы, и они направились к могиле.

Минуту-другую Лоретта Чаннинг стояла неподвижно, глядя на мраморное надгробие.

— Рада, что памятник такой чистый, — тихо проговорила она. — Похоже, здесь хорошо ухаживают за могилами.