Кристин Лестер - Сиреневая весна

— Я до конца жизни буду вспоминать эту весну! Я не знаю почему, Мишель, не знаю, что меня заставляет прощать все обиды и вспоминать то время с любовью и благодарностью… Такие закаты… Такие дни! Знаешь, я никогда… — Шерли заерзала на стуле, придвигаясь к подруге и зачем-то понижая голос. — Я с детства никогда не любила почему-то весенние вечера. Только утро любила. Ну ты знаешь. А потом, после этого апреля… И представь: все сиреневое! Все вокруг — солнечно-сиреневое! И я тоже.

Она прикурила сигарету и закрыла глаза:

— Такое, наверно, у всех бывает. А может, у меня одной… Я любила его. Любила весну. Любила солнце. Я любила любовь, которая жила во мне…

Ты знаешь, мне совершенно не было обидно! Представь: у него есть невеста, меня только что бросил жених… а мне все — нипочем! Господи, я просто не знаю, как это описать… Все было как будто в первый раз, как будто мне шестнадцать лет, и в то же время… Как будто у меня никогда больше не будет ничего подобного!..

Шерли снова затянулась и замолчала, глядя на тротуар. На столике, в стороне от блюдечек с пирожным и чайных чашек, сиротливо стоял цифровой диктофон и хронометрировал наступившую тишину.

Разговор двух странных посетительниц начался полчаса назад, официант уже успел как следует разглядеть подруг и, поняв, что у него нет никаких шансов, дремал под мерный рокот их голосов.

Сначала он думал, что одна из них — адвокат, а вторая — несчастная грешница, нарушившая, по меньшей мере, половину божьих и конституционных заповедей и теперь кающаяся во всем содеянном перед началом судебного процесса.

Потом решил, что они — жена и любовница, делят какого-то счастливца. А счастливцем их общего мужчину можно было считать стопроцентным, потому что обе подружки выглядели весьма недурно.

Вон та блондинка с хитрыми изумрудными глазами наверняка торжественно возвращает мужа потерпевшей и что-то рассказывает, косясь на диктофон. То виновато и грустно, а то — с улыбкой. Ого, с какой улыбкой!

От этой улыбки у него начинает течь слюна, как у голодного пса, а в брюках появляется подозрительное шевеление. Глаза у блондинки хитрющие и красивые, так что хочется взять ее за щеки, развернуть к себе и разглядывать лицо, пока не надоест. А ему долго не надоело бы, между прочим. У него девушки давно не было…

Вторая — тоже ничего, но совершенно в другом вкусе: черноволосая, маленькая и подвижная, как юла: ей трудно усидеть на месте так долго, и она явно мучается, но продолжает задавать вопросы. А может, просто журналистка берет интервью? Тогда непонятно, почему в их заведении…

Шерли раздавила в переполненной пепельнице очередной тонкий окурок и вздохнула:

— Я сама во всем виновата. Не надо было закладывать такие лихие повороты. Но ты же знаешь меня, я без этого не могу!.. А впрочем, тебе решать, книжка-то твоя. Как захочешь, так и напишешь. Я расскажу тебе… Я постараюсь рассказать до конца, все как было. Честно и с подробностями…

— Но история не совсем закончилась, — робко вставила подруга. — И ты еще можешь…

— А! — Шерли махнула рукой. — Тут и так все понятно! Что было — то было! Кто-то из наших общих друзей прочтет и узнает себя в героях. А кто-то даже ни разу не взглянет на твою книжку.

— А если ОН ее тоже прочтет?

Шерли грустно усмехнулась:

— Вот уж в это я точно не верю.

— Знаешь, в жизни всякое бывает. А в книжках — тем более…

— Так! Дорогие гости! А ну быстро — марш за стол! И никаких… Нет-нет! Садимся-садимся!

Миссис Бертон, мать Шерли, сурово оглядела публику и, чтобы наконец привлечь внимание и удержать его, постучала вилкой по бокалу, наполненному вином.

— Так, мы садимся и начинаем праздновать! А именинница пусть себе на здоровье шепчется в углу!

— Вот сам собой и родился первый тост: за здоровье! — выкрикнул кто-то из гостей.

— В каком смысле?

— Вы же сами сказали: пусть шепчется на здоровье.

Гости непроизвольно стали оглядываться на то, что происходило в соседней комнате.

А там, у окна, с телефонной трубкой в руке стояла Шерли, которой исполнялось сегодня двадцать четыре года, и уже минут двадцать с кем-то самозабвенно шепталась.

— Ну это уже неприлично…

— Да это, знаете ли…

— Да кто там такой звонит?! — возмущенно крикнула миссис Бертон. — Я сейчас отключу телефон.

— Может, просто напомним, что мы все тут…

— Это, наверное, ее лучшая подруга из Висконсина, — пояснил Антуан, многозначительно подняв указательный палец и закатив глаза, как будто звонила не подруга из соседнего штата, а сам Всевышний. — Их важный разговор нельзя прерывать.