Кристина Лестер: Замок из дождя

— А замок был построен из дождя.

— А ветер был швейцаром и открывал в нем двери.

— И каждое утро снова начинался дождь.

— Он был серебристо-серым…

— Как твои глаза.

— И звонким…

— Как твой голос.

— И каждую минуту он рисовал новые картины на стекле…

— И на каждой я видел тебя.

Сон резко оборвался, и Филипп открыл глаза. Он даже не сразу смог понять, что находится у себя дома. Возможно, ему снилось что-то приятное, но что — он мгновенно забыл. Его отсекло от одной реальности и выбросило в другую. Да, он задремал в кресле, в своем любимом домике в Дорфе, а за окном монотонно барабанит дождь.

Конец октября. Осень. Обычно Филипп ее не очень жаловал, но сейчас был рад. Сегодня ему хотелось, чтобы дождь не кончался, а все время лил и лил. И он еще много дней сидел бы в большой комнате у камина, смотрел на пламя и слушал его трескучий шепот. А за окном, подхватывая его монотонную песню, шелестел бы дождь. Огонь и вода — такие сильные противоположности — в этот день казались ему неотделимыми друг от друга, даже невозможными один без другого: потому что без них домашний уют казался ненастоящим.

Филипп оглянулся: за темными шторами, немного раздвинутыми в центре окна, по стеклу тяжелым потоком хлестал ливень. Время от времени вспыхивала молния, потом грохотал гром, но как-то лениво и словно нехотя, даже старый Луциан, дремавший на спинке кресла, в конце концов перестал поднимать голову и вздрагивать.

Впервые в жизни Филипп оказался один, но при этом совершенно не скучал. А отсутствие женщин его теперь только радовало. Сейчас ему было не до своих многочисленных подружек, которые ревновали, ссорились (и дрались!) друг с другом, а иногда, что особенно неприятно, высказывали неодобрение ему, Филиппу. А все почему? А все потому, что он — добрый, мягкий человек, который позволил этим нахалкам до такой степени распуститься.

Взять хотя бы последний случай. Виданное ли дело: устроить скандал прямо у него в кабинете, при его подчиненных, да еще и при новых партнерах, сделка с которыми чуть не сорвалась из-за этого! В среду утром его последняя пассия — Алиса — явилась в зал заседаний, встала в позу «плохой девочки» и заявила, что ей срочно нужны деньги, потому что она больше не намерена терпеть его свинство. Она выходит замуж, а ее новый муж не должен знать, что она бедна. Поэтому он, Филипп, должен немедленно дать ей денег.

Немая сцена длилась недолго: от растерзания Алису спасло своевременное вмешательство юного менеджера по персоналу, который как-то ловко и профессионально увлек ее за собой в приемную и держал там до конца переговоров Филиппа с партнерами.

Хорошо, что французы и американцы ничего не поняли, а если и поняли, то сочли ее появление весьма пикантным и даже приятным… Потом Филипп в самой жесткой форме отчитал свою бывшую подружку и лично выволок ее за парадную дверь особняка, миновав все этажи с любопытными подчиненными.

Этот поступок, несмотря на кажущуюся импульсивность, был продуманным от начала до конца. Филипп хотел, чтобы Алиса поняла: он не боится публичных скандалов, если не постеснялся протащить ее через все коридоры на улицу. А если она это поймет, значит, не станет больше пытаться публично пристыдить его и что-то потребовать. Еще подписывая договор, скреплявший германо-французскую линию модной обуви, Филипп нарисовал себе подробнейшую картину позорного изгнания наглой любовницы. И Алиса сдалась. У дверей, убирая со лба мокрую челку, она сказала:

— Я знала, что ты паршивец. Только не думала, что твоя наглость превзойдет мою. Прощай.

Кажется, она пришла без зонта и такси дожидаться не собиралась, или у нее правда не было денег? Но Филипп не стал окликать ее и предлагать своего шофера, он лишь с минуту смотрел ей вслед, пока она, сгорбившись и подняв воротник промокшего пальто, не растворилась в пелене ливня. Ему было ничуть не жаль ее. Алиса ему попросту надоела.

Ну и что? Разве он должен встречаться с девушкой, которая ему разонравилась? Почему он должен себя к чему-то принуждать во имя несуществующей порядочности? Ведь у него всегда был шикарный выбор, с детства, благодаря яркой внешности.

Нет, он не будет жить и спать (!) с девушкой только из доброты и боязни причинить ей боль расставанием. Не будет, потому что никогда так не делал. За что и прослыл бесстыдным ловеласом, Жиголо и сердцеедом.