Мариам Тиграни - Роза Ветров

– По какому же такому делу, Вачаган джан? – нахмурив брови, спросил старик, со вздохом сел на пуфик напротив гостя и поправил мешковатые штаны. – Я весь во внимании.

– Ах да! – Как будто спохватившись – хватит с него на сегодня переживаний! – юноша достал из кармана пиджака лист и, даже не разворачивая его, передал султанскому ювелиру. – Вы, наверняка, слышали: вашего учителя музыки и моего близкого друга подозревают в убийстве одного из султанских визирей. Мы стараемся вытащить его, но для этого нам нужно знать всё, что вы можете сказать об этом ноже…

– Сейчас посмотрим. Анаит! – окликнул горничную хозяин и махнул ей рукой. – Принеси сюда мои очки.

– Мне нужно знать, кто и когда мог его приобрести. Любая информация, которую вы только можете дать.

Парон Нерсесян, относившийся к любому делу с величайшей серьёзностью, внимательно рассматривал эскиз, который лекари сняли с обломка, найденного в теле Паши, а затем восстановили его полностью. Никто не двигался, пока почтенный муж перебирал в руках лист, но молодым людям – всем троим! – минуты ожидания показались вечностью. Наконец, Хорен Самвелович сморщился и небрежно отбросил лист на стол.

– А!.. Вачаган джан! – пробормотал он, качая головой. – Ты что-то поздно с этим. Чауш сераскера Ибрагим-бей уже был у меня с этим ножом сегодня утром. Я честно сказал ему, что такие ножи во всём Константинополе водятся только у его отца.

***

Семибашенный замок, более известный в народе, как тюрьма Едикуле, уже многие столетия служил последним пристанищем для тех, кто ожидал в этой крепости своей участи. В последнее время Едикуле всё реже и реже использовался падишахом как арестантская – поговаривали, что казармы здесь скоро снесут, а на их месте построят мечеть, – но для подозреваемых в убийстве государственных чиновников так и не нашлось более подходящего места. Однажды здесь – в самых лучших условиях, достойных дипломата! – содержался даже старый граф Румянцев, пока какие-то внешние склоки между его родной и Османской империями не решились мирным путём. Если султан в конечном счёте решит снести виновному голову прямо в Топкапы у «Фонтана палача», а не во внутреннем дворике Едикуле, то тот сможет собой гордиться – этот путь в своё время проделал не один великий османский визирь!

Геннадиос не без горькой иронии думал про то, что слышал об этой башне, пока конвой субаши вёл его по живописному дворику крепости с фонтаном в каземат, и изо всех сил вдыхал воздух. Для тюрьмы этот замок был, пожалуй, даже слишком красив. И чайки, и пейзаж с видом на Мраморное море!.. Кто знает, когда ещё он увидит столь дивный закат?..

– Мехмед Завоеватель построил этот замок после взятия греческого Константинополя, – ядовито пошутил один из аскеров, и Спанидас – только ради друзей и матери! – с трудом сдержал гнев. – Как кстати мы ведём его именно сюда, не правда ли?..

Главный субаши что-то пробурчал и ускорил шаг, но Геннадиос всё равно запомнил лицо того надоедливого аскера и почти проклял его, когда этого смутьяна приставили к нему в тюремщики. Другие солдаты относились к нему по-доброму, один раз посоветовали «не падать духом», а однажды принесли тёплый плед и воды для умывания. Как оказалось, супруга одного из них была гречанкой родом из Родоса и, попав в плен, сменила веру, а у второго имелось множество друзей греческого происхождения ещё со времён учёбы в военном корпусе. Немое противостояние с тюремщиком продолжалось, но, наученный горьким опытом, грек никогда не вступал с ним в споры.

Геннадиос нехотя разлепил веки, когда тот самый аскер принёс воды, сыра и ломтик хлеба и, звеня ключами, прошёл с подносом вглубь камеры. Тюремщик недобро усмехнулся, когда грек не отозвался на его вопрос о том, насколько быстро крысы разделались с предыдущим завтраком, и сердечно посоветовал ему не медлить с трапезой ещё раз.

– До того, как вас повесят, кириос, – оскалился тюремщик, разозлившийся безразличием того, над кем насмехался, – вам следует хорошо питаться. Мы очень расстроимся узнать, что вы покончили с собой, не дав нам самим лишить вас жизни.

Геннадиос улыбнулся уголками губ, почти не двигаясь, и ещё сильнее надвинул на глаза феску. У стены, где он сидел, сложа руки на груди, было достаточно места, чтобы вытянуть ноги и забыться крепким сном хотя бы на время. Крысы, правда, очень кусались и не давали спать… А уж как от их надоедливого писка гудела голова! Но благодаря маленькому оконцу сверху, здесь было довольно светло и даже прохладно. Привычные шум, толкотня и споры турецких улиц… даже чистый морской воздух на берегах Босфора!.. Подумать только: и от всего этого ему пришлось отказаться ради маленького окошка в стене?