Эрика Легранж - Перемены неизбежны

– Мистер Мартин, вся наша округа теперь считает, что вы представитель одного из тех вымерших орденов рыцарей-госпитальеров, которые некогда, жертвуя своими жизнями, спасали страждущих. Вот уж не одна дама будет тайно вздыхать и думать о вас, как делали это наши предшественницы, – Пенелопа добродушно улыбнулась, взглядом намекая на некоторый близ сидящих девиц, украдкой разглядывающих Генри.

– Думаю, если я открою всю правду, дамы будут мною разочарованы, если б не мое обещание помогать людям, когда сам уже не нуждаюсь в помощи, скорее всего, проехал бы мимо. Да и к тому же, вы тоже прекрасны, изображали из себя Ангела Фанчелли[1], но все лавры оставили Андромахе[2], и удалились подобно аббатисе[3] в келью, молиться о душе болящего.

– Вы заговорили о таких высоких материях? – удивилась дама, робея от своей неопознанности.

– У меня есть прекрасные соседи, удел чьих, доставлять до моих ушей множество разнообразной информации на тот или иной предмет. Вы просто не представляете, какие мифы они пересказывали о Мерлине, Альфреде и Вивиан. И лучше вам не догадываться что за Миневра[4] движет этими сердцами.

Тем временем, музыканты от более торжественных прецессий, заиграли веселенькую мелодию, под стать тех, что пользовались популярностью в тот или иной выездной сезон или же по просьбе господ. И один господин, который все это время находился на задних лавах и участие принимал пассивное, решил напомнить нашей героини о своем существовании и присутствии. Это был Томас Форхтин, наш старый знакомый, – человек по разуму своему далек был от просветленных умов, но обладал безупречной памятью. Сумел в благородной даме, в бледно-аквамариновом наряде, украшенном жемчугом и обшитом серебряной нитью, разглядеть простую помощницу доктора в обычном платье из грубой шерсти, с волосами затянутыми в узелок, хотя сейчас ее кудри спадали на плечи, обрамляя лицо и обнаженные плечи и шею. Он узнал движения рук, слегка резковаты для леди, эту улыбку, слишком дерзкую, для благовоспитанной девицы. Его удивление, подстрекаемое любопытством, подтолкнуло подойти и поздороваться.

– Мисс Пенелопа, – он ликовал от своей проницательности, – век бы не подумал, что встречу вас здесь. Ведь в моем представлении, вы воплощение тех добрых женщин из бедных семейств, которые посвящают себя ухаживанию за больными, за определенную плату. Но благородная дама, которая проявила миссионерское сострадание к ближним, выказывая мужество и рискуя не только честью, но и жизнью….. а теперь я сделал вывод, что паломничество ваше подошло к завершению.

Пенелопу передернуло от такого сюрприза, и самое печальное, что Генри слушал все эти лести с той суровой серьезностью, которая губит даже самые стойкие ростки надежды…

– Простите, сэр, но возможно я не хочу об этом говорить.

– Но как? Добродетель должна вознаграждаться славой.

Пенелопа, бледная и дрожащая, в ужасе оглянулась на гостей, которые, из слов матери, знали, что она пребывала в далекой Шотландии, в уютном, отдаленном домике ее тети, когда та была якобы безнадежна, и никто не догадывался, какие испытания перенесла девушка. И прямо сейчас по глупости сего джентльмена, она предстанет перед публикой лгуньей, не то, чтобы это было так страшно, но что скажут о матери, а ведь их отношения стали ровнее, даже немного теплее, чем прежде. Ей не оставалось ничего лучшего, кроме как попросить у мистера Форхтина принести стакан пуншу, а самой искать укромный уголок на балконе.

– Ой, мамочки, – она задыхалась от сдавившего ее чувства стыда, будто пойманный на горячем вор, которому светит виселица, – как же мне быть?

“Как же могло так случиться, судьба снова хочет испытать меня на прочность, на прочность духа? Я не хочу этого, я только лишь возродилась”

Она пару раз оглянулась в оконный проем, наблюдая за мистером Форхтином, который что-то энергично рассказывал Саманте. Пенни тряслась в предчувствии позорного разоблачения, которое неминуемо последует за этим разговором. Но ведь это только заинтересует соседей и неизбежно все узнают о том вечере с Ричардом. Какой позор!

И в то же время, кто-то слегка прикоснулся к запястью девушки, и она нервно шарахнулась в сторону. Подле нее стоял Генри, с пуншем, серьезный и грустный. Его взгляд остановился на ее лице и ускользнул в сторону:

– Думаю, наступило время объясниться…

Слова, будто по волшебному мановению, отдали эхом в голове – Объясниться! это объясниться хуже погибели для нее. Ей на мгновенье показалось, что ее мозг, ее здравый рассудок обволакивает пелена, все ее тело задрожало от холода и страха, страха взглянуть в глаза этому человеку