Роберта Джеллис: Дракон и роза

Джаспер выехал в Уэльс собирать армию, взяв с собой Маргрит и Генриха. Ехали они достаточно медленно. Недалеко от Чепстоу Генрих обернулся на стук копыт, и его встревожило незнакомое выражение нерешительности на лице дяди. Их преследовал вражеский отряд! Генрих перевел взгляд на мать, но бледное лицо Маргрит ничего не выражало, а руки крепко сжимали поводья. Их лошади устали, и спастись было негде.

Генрих вздрогнул от смешанного чувства страха и злости. Он не мог себе представить, что кто-то хочет причинить ему вред. Все четырнадцать лет своей жизни он видел только доброту. Даже лорд Герберт, который вначале пугал его, оказался добрым покровителем. Сквозь стук сердца Генрих слышал, как Джаспер отдавал приказы. Тяжеловооруженные всадники выстроились в шеренгу, и он примкнул к ним. Затем все смешалось – звон копыт, крики, вопли и стоны, яркий блеск стали и брызги крови.

После этого три человека остались неподвижно лежать на дороге. Дико кренговала лошадь без всадника, один бок у которой был окрашен в неестественный цвет, а вдали ковыляла отступающая конница нападавших. При виде этого зрелища Генрих громко рассмеялся. Позор полного разгрома действительно выглядел комично. Однако брошенный назад взгляд наталкивался на три неподвижные фигуры. Смерть не была комичной. Посреди дороги эта троица выглядела одинокой и беззащитной.

В Чепстоу их приняли только после того, как Джаспер поклялся, что они купят лошадей и поедут дальше. События как в калейдоскопе проносились в затуманенном сознании Генриха.

Однажды он проснулся от жарких объятий матери. Он слышал, как Джаспер отчитывал ее неестественно грубым голосом.

– Но, Джаспер, он же ранен. – Он никогда не видел, чтобы Маргрит так сильно плакала.

Генрих посмотрел вниз и увидел, что его правая рука окрашена в отвратительный красно-коричневый цвет. Его удивило, с какой легкостью он рассмеялся и насколько естественным был его голос.

– Нет, это не моя кровь.

– Генрих, Генрих, я горжусь тобой. – Голос Джаспера казался неестественно громким. Он хлопнул его по плечу так сильно, что Генрих застонал. – Сегодня ты принял крещение кровью.

Позже в его полудрему вновь вторгся плачь матери.

– Нет, Джаспер, только не это… ты получил его от короля! – Его дядя сидел за столом и с озабоченным видом пересчитывал монеты и срывал кольца с пальцев. Он поднял руки, чтобы расцепить тяжелое золотое ожерелье из s-образных звеньев, и в этот момент Маргрит закричала. Теперь она сдергивала с пальцев свои собственные кольца и беспрерывно шептала: – Возьми их, возьми их. Зачем мне теперь драгоценности?

Когда были свежие лошади, они продолжали путь. Генрих с гордостью считал себя хорошим наездником. Он мог без устали и подолгу охотиться, но здесь было по-другому. Когда лошади уставали, всадники спешивались, перекладывали седла на новых лошадей и скакали дальше. Генрих намотал поводья петлей на левое запястье, а свободной рукой опирался на луку седла. Его затуманенный от усталости взор запечатлел одну яркую картину: его мать покоится на руках у Джаспера; на ее щеке отметина от грубой кольчуги, и она плачет, плачет, а над ее склоненной головой – перекошенное от страха лицо его дяди.

Груз этого страха несколько ослаб, когда их с готовностью приняли в Пембруке. Маргрит и Генрих провели там несколько спокойных дней, в то время как Джаспер выехал собирать своих соотечественников. Теперь Генрих спал в огромной кровати, которой пользовался его отец, когда приезжал в замок Джаспера; но спал он беспокойно. Эта гнетущая тишина и ожидание рождали у него плохие предчувствия.

Генрих лежал в этой огромной постели и дрожал.

Зло приближалось, и он боялся.

После битвы при Варнете четырнадцатого апреля, в которой Генрих VI вновь был пленен, дни потянулись медленно, как крестьянская повозка, со скрипом и треском. Известие о битве при Тюксбери пришло к ним от посланца мужа Маргрит. Королева была схвачена, а принц, наследник Генриха VI, убит. Дело Ланкастеров погибло вместе с его шестнадцатью наиболее благородными приверженцами. Бэкингем оставался в стороне. Если бы Маргрит с самого начала встала под защиту своего мужа, то влияние его старшего брата на Эдварда обезопасило бы ее.

Генриха успокаивало только то, что Джаспера не было в битве при Тюксбери. Он не мог понять, почему его мать доводила себя плачем до истерики, цеплялась за него, целовала его и висла на нем так, как будто не хотела его куда-то отпустить. Однако через несколько дней он увидел своего дядю в Пембруке. Генриха поразил его безумный вид, и он понял, что влияние Бэкингема уже не может спасти Джаспера. Мальчик избегал своего любимого дядю и в одиночку боролся с разрывающими его любовью и страхом. Следовать ли ему за Джаспером или за матерью? Одиночество только усиливало его мучения, и он решил искать мудрый совет там, где всегда находил его, – в покоях своей матери.