Роберта Джеллис - Каштановый омут

Страх! Он снова заставил Джиллиан похолодеть от ужаса. Джиллиан едва могла припомнить время, когда не ощущала страха. Разве что одно воспоминание – смутное, далекое, из того почти забытого времени, когда ее, еще кроху, подбрасывал в воздух большой и крепкий человек, лица которого она, как ни силилась, не могла припомнить, только низкий, чуть хрипловатый, теплый голос. А когда она начинала визжать от восторга, сильные руки прижимали ее к груди, и тот же глубокий голос шептал ей нежные слова… Но это было давно. А потом наступил кромешный ад, и в своих более свежих воспоминаниях Джиллиан видела себя, старающейся вжаться в угол и спрятаться при появлении мужчины.

Кто-то сказал ей – это тоже было давно, вскоре после того, как тот большой и сильный человек ушел из ее жизни, – что терпение и смирение помогают преодолеть страх земных страданий. Она частенько успокаивала себя этой мыслью, особенно когда терпела издевательства и побои тех, с кем ей приходилось жить теперь. Возможно, если бы страх оставался неизменным, она смогла бы со временем привыкнуть к нему, притерпеться. Но он вновь и вновь возвращался, и его обличье становилось раз от разу отвратительнее, он обжигал ее маленькое сердечко таким холодом, что не раз Джиллиан казалось, что душа не выдержит ада страданий, а сердце, изнывающее болью, разорвется. Страх постоянно менялся, и каждая перемена разжигала его с новой силой, так что Джиллиан снова и снова была вынуждена искать средство, чтобы успокоиться. Но по этой же причине и не могла смириться. Большей частью ей удавалось спрятаться от него – не полностью, всегда не до конца, но все-таки оттеснить призраки, наступавшие из тьмы ее нынешнего существования.

Тень страха всегда плескалась в глубине ее сердца, и она никогда не могла почувствовать себя счастливой, даже когда угрозы наказания не было. «Покорность, должно быть, лучше ума», – думалось Джиллиан. Страхи детства теперь казались лишь комариными укусами, хотя маленькой девочке они в свое время виделись сплошным кошмаром. Действительно, ужасно в одночасье превратиться из всеобщей любимицы, каждый жест и любое новое слово которой вызывали восторг близких, радостные восклицания, дарили ласковые объятия, в предмет побоев и оскорблений. Ум и страх помогли Джиллиан научиться не привлекать к себе внимания и, что еще важнее, улавливать в лицах и голосах окружающих нюансы их настроения. Она научилась исчезать, когда это возможно, а когда невозможно – приноравливать свое поведение к настроению других. Побои стали более редкими, ругань сменилась безразличием. Душераздирающий ужас от близкого наказания превратился в тупую, щемящую тоску, которая уже не проходила, а просто жила в Джиллиан, словно болезнь.

Однако сейчас Джиллиан опасалась наступления каждого дня. С недавних пор она стала замечать новое выражение и в глазах мужчин ее так называемого семейства, и тех, что наезжали в замок погостить. Она обнаружила, что взгляды мужчин стали дольше задерживаться на ее фигуре, и чувствовала в этом недобрый знак.

Поначалу Джиллиан обрадовалась такой перемене в отношениях, полагая, что ее, наконец-то, оценили, но забрезжившая надежда быстро растаяла. Шок от постигшего ее разочарования вместе с физической болью и стыдом вновь наполнил дни Джиллиан черным ужасом, а ночи – кошмарами.

Безрассудно отдавшись первому человеческому порыву, она быстро и искренне откликнулась на хитрый соблазняющий шепот одного молодого человека, гостившего в замке.

Когда он предложил ей встретиться с ним в лесочке в полумиле от стен замка, она с радостью согласилась, полагая, что там у них будет возможность свободно поболтать, собирая весенние букеты.

Не то чтобы она совершенно не знала прозы жизни. Животные свободно совокуплялись и в замке, и на фермах поместья; столь же свободно и открыто делали это слуги. Однако в свои двенадцать лет Джиллиан совершенно не представляла подобного по отношению к себе. Она абсолютно не подозревала, на что намекала ее оформившаяся маленькая грудь или тонкая талия…

Поэтому Джиллиан оказалась совершенно не готовой, когда ее обхватили и с жадностью поцеловали. Удивление и удовольствие от того, что, на мгновение, показалось ей выражением привязанности, помешали ей отпрянуть сразу же. Только когда молодой человек одним движением распустил шнурок платья на ее шее и его рука жадно начала щупать ее грудь, Джиллиан поняла его намерения.