Роберта Джеллис: Дракон и роза

Есть много причин, чтобы простить Генриху VII его растущую холодность в последние годы жизни. Он всегда хранил теплоту к тем, кто был близок ему, а они один за другим покидали его. В 1495 году умер его любимый дядя Джаспер, герцог Бэдфорда, а в 1502 и 1503 году две трагедии, тяжелые от своей неожиданности, навсегда оставили раны в его душе. Его старший сын Артур умер внезапно спустя лишь пять месяцев после своей женитьбы на Екатерине Арагонской, а Элизабет, белая роза Генриха, умерла во время родов, пытаясь дать ему на замену Артуру другого наследника престола. Младенец, а это была девочка, через пять дней последовал в могилу за матерью.

Возможно, Генрих считал себя виновным в смерти Элизабет; возможно, он считал, что смерть людей, которые были дороги ему, была возмездием (ведь он был как набожным, так и суеверным) за казнь Уорвика, единственная вина которого состояла в том, что он появился на свет. В любом случае 1503 год ознаменовал конец светлых лет в его жизни и решительный перелом к худшему в его личности.

Вдобавок, в последние годы своей жизни Генрих VII страдал от болезни. Невозможно определить, был ли это туберкулез легких, как полагают некоторые авторы, или просто артрит. С уверенностью можно сказать только, что в течение многих лет Генрих VII испытывал продолжительные и мучительные боли; обезболивающие средства в то время еще не были известны. Несмотря на это, он оставался любящим отцом, о чем свидетельствуют отчеты различных иностранных послов.

В отличие от Генриха VIII, который отвернулся от своих друзей и даже собственных детей, когда они перестали считаться с его желаниями, Генрих VII оставался неизменно верным. Он не наказывал своих министров, если их дипломатия была неудачной, как не наказывал и своих офицеров за проигранные сухопутные и морские сражения. Он стал сдержаннее относиться к финансам и не терял над собой контроль, но количество смертных казней не увеличилось, а те, кто хорошо служил ему, соответствующе вознаграждались, но без той глупой щедрости, которая едва не разорила Корону в царствование Генриха VIII.

Несмотря на личное горе и физические страдания, Генрих VII по сути не изменился. Глэдис Темперли пишет:

«Старое изображение жестокого и злого деспота уступает место доброму и внимательному королю. Он воздерживается от близких личных отношений со своими подданными и прислушивается к их жалобам. Давайте выберем наугад один месяц из его жизни: он разбирает дело разочарованного любовника, обманутого «гадалкой», которая пообещала ему помочь овладеть желанной женщиной, он дает свое покровительство жене душевнобольного и вмешивается, чтобы защитить монахиню, пострадавшую от дурного обращения. Он не забывает своего школьного учителя и сына своей старой няни. Мы видим, как он дает один фунт «тем, кто понес ущерб от охоты», и так далее.

Он не бывал недоступен во время своих путешествий по королевству и вступал в контакт со многими из своих самых бедных подданных. Так, мы видим, как он пьет эль в доме фермера, как он останавливается посмотреть на жнецов в поле и раздает им по два шиллинга.

Генрих был пылким охотником и использовал любую возможность удалиться от государственных хлопот, чтобы несколько недель поохотиться. Он принимал участие в рыцарских турнирах, стрелял по мишеням, играл в теннис, кости, карты и шахматы, интересовался боями быков, медведей и петушиными боями. Кроме великолепных турниров, банкетов и «грандиозных маскарадов», мы слышим также о «пьесах в Уайт Холле…»

Другими словами, Генрих VII был выдающимся королем и настоящим человеком своего времени. Он продолжал любить музыку, хотя и не мог больше танцевать, и физические занятия, хотя и не мог больше в них участвовать. Он прилагал все усилия в борьбе за процветание своей нации и избавление от войн – поступок, достойный восхищения.

Генрих VII вполне заслуживает, чтобы его вспоминали в более добром свете, чем это сделал Бэкон, который, тем не менее, отдал должную справедливость его гениальности как короля. Дж. Д. Макки подчеркивает: «Действительно, в характере Генриха были пороки». Но он добавляет в качестве заключительного слова к своим главам о Генрихе VII: «Он по праву должен считаться величайшим из Тюдоров».