Джена Шоуолтер - Темнейшее пламя (любительский перевод)

«Расскажи мне еще о себе. Пока я восстановлю свое дыхание».

«Да, да, конечно». Пока она говорила, ее нежные руки скользили по его бровям, его челюсти, его плечам. Искали ушибы? Предлагали утешение?

«Что мне тебе рассказать?»

«Что угодно». Он становился сильнее за секунду, но не признавался в этом. Скорее он нежился в ощущении ее прикосновений. «Все. Я хочу знать о тебе все». Правда.

«Хорошо. Я… боги, это трудно. Думаю, я начну сначала. Моя мать – богиня Счастья. Чудно, я знаю, что такая женщина могла родить такую, как я»

«Почему чудно?» Смотреть на Каденс, слушать ее голос, вдыхать ее аромат – все это доставляло ему больше удовольствия, чем он когда-либо знал.

«Из-за того чем я являюсь», сказала она, искренне стыдясь. «Из-за вреда, что я могу причинить».

«Я не изведал ничего кроме -» наслаждения, голода, отчаяния «- доброты из твоих рук».

Ее ухаживания прекратились, и он мог чувствовать, как ее взгляд сверлит его. «Правда?»

«Да, правда». Не переставай касаться меня. Века минули с той поры, как он последний раз наслаждался хотя бы намеком соприкосновения. Это была нирвана, рай и мечта – все завернутое в один прекрасный сверток.

«Моя голова», он обнаружил, что говорит со стоном.

«Бедный малыш», проворковала она, гладя его виски.

Он почти улыбнулся. Но сейчас было не время для этого. Они были внутри ада, и являлись открытой мишенью. Но он не мог ничего с собой поделать, был слишком отчаявшимся, жадным. Еще немного.

«Твоя история», настоятельно напомнил он.

«На чем я остановилась? Ах, да». Ее аромат жимолости окутал его, прогоняя вонь гниения. «Я была злой маленькой девочкой. Я не делилась моими игрушками, и часто заставляла других детей плакать, неумышленно принуждая их склоняться пред моей волей. Возможно, несколько раз это было не так уж и неумышленно. Думаю это одна из причин, что меня послали в ад надзирателем, хотя ее никогда не озвучивали. Боги хотели избавиться от меня».

Как несчастно звучал ее голос.

«Каждое живое создание ошибалось, так или иначе. Кроме того, ты была ребенком, еще не воспринимавшим чувств других. Не вини себя.»

«В чем твоя ошибка?», спросила она, говорила более бодро.

Он изгнал свои человеческие воспоминания в дальний угол ума, чтобы никогда их не вытаскивать. Ранее, размышления о тех днях жалили, поскольку он знал об их утрате навсегда – но напоминания о бегстве жены превращали это в положительный результат. Сейчас, однако, ощущая Каденс подле себя, он познал лишь бренчанье горечи от того, что могло бы быть.

«Я был диким ребенком, неукротимым, скитальцем», сказал он. «Моя мать отчаялась, считая, что она и каждый член семьи изволнуются обо мне до смерти». Он засмеялся, ее милое постаревшее лицо возникло в его памяти. «Потом они познакомили меня с Эвангелиной. Она успокоила меня, так как я захотел быть достоин ее. Мы поженились, как того желали обе наши семьи».

Каденс замерла. «Ты…женат?»

«Нет. Она бросила меня.»

«Мне жаль», сказала она, но в ее голосе было облегчение.

«Не стоит». Не отдай он свою душу за Эвангелину, она бы умерла. А если бы она не покинула Гериона, он, возможно, сопротивлялся Люциферу, когда пришло время становиться Стражем. А если бы он сопротивлялся, он никогда не встретил бы Каденс.

Внезапно неподалеку послышалось бешеное рычание. Отбрасывая все притворство, что он поранен, Герион вскочил, поднимая за собой богиню и изучая окрестности.

Демон мчался прямиком на них.

Герион оттолкнул Каденс за себя. Еще прикосновение – теплоты, атласной кожи, совершенства – и он стремился насладиться им. Но не мог. Он согласился пойти с ней, чтобы спасти человеческое измерение, но также, чтобы охранять ее. Не потому что она была богиней и не потому, что она была самой прекрасной из когда-либо виденного им, а потому что лишь в этот единственный день она заставила его почувствовать себя человеком. Не зверем.

«Помни, я поклялся, что никакое зло не коснется тебя», сказал он ей. Через минуту, может две, существо достигнет их. Быстро насколько возможно, но все еще было пространство между ними, поскольку дороги в аду растягивались бесконечно. «Я сдержу свое слово».

«Герион, может быть я -»

«Нет». Он не хотел вовлекать ее в эту битву. Она и так тряслась от ужаса. Она была на самом деле так испугана, что только что поняла, что ее ладошки находились на его спине, два источника безжалостного наслаждения. Знай она, она бы отскочила прочь. «Я буду биться с ним.» Попробуй она, это добавило бы ей страха, сделав еще более безумной.