Барбара Картленд - Смех, свет и леди

Отец Минеллы лишь рассмеялся, когда она сказала ему, что в деревне только и знают, что обсуждать городские увеселения, которые притягивают лорда Хейвуда к Лондону.

— Я рад, что дал им пищу для разговоров! — воскликнул он. — По крайней мере это лучше, чем без конца говорить о репе, брюссельской капусте, о погоде, и о том, что шпиль грозит рухнуть.

— О, неужели опять, папенька! — вскричала Минелла, зная, как много ее отец уже сделал для церкви. Любой ремонт производился исключительно на его деньги.

— Единственный способ положить этому конец, — сказал лорд Хейвуд, — это дать ему упасть. А поскольку все считают, что я тоже давно уже пал, здесь будет гармония.

Минелла улыбнулась.

— Они обожают говорить о вас, папенька, и я не представляю себе, какую тему они нашли бы вместо этого, если бы вы вдруг исчезли из их поля зрения.

Но вот он исчез, и Минелла чувствовала, что разговоры в деревне вновь вернутся к репе и брюссельской капусте.

Она села за отцовский стол и выдвинула незапертый верхний ящик.

Внутри оказалась обычная коллекция неточенных карандашей, сломанных перьев, корешков чековых книжек, погнутых монеток и даже два трехпенсовика, в которых ее отец просверлил дырочки после того, как нашел их в пудинге — на счастье, как говорила мать Минеллы.

— Я повешу их на цепочку для часов, — сказал он тогда.

Но, конечно, потом забыл это сделать.

Теперь они были тусклыми, как и пуговицы, украшающие ливреи слуг.

Предыдущий лорд Хейвуд, дядя отца Минеллы, держал трех слуг и дворецкого.

Когда отец Минеллы только приехал в поместье, у него был прекрасный управляющий, няня для дочери, камердинер и человек для случайных работ и поручений.

Этот человек уволился первым, потом — камердинер, за ним, состарившись, — управляющий, и осталась лишь няня Минеллы.

Она заботилась о своей леди Хейвуд, пока Минелла не выросла, и на ней держался весь дом. Нянюшка умерла в возрасте семидесяти девяти лет, незадолго до смерти матери Минеллы.

Минелла часто думала, что, если бы нянюшка была жива, мама не разболелась бы так сильно, потому что старушка обогрела бы дом куда лучше, чем трое ее хозяев, вместе взятые.

После смерти няни отец нанимал приходящую прислугу.

Иногда из деревни приходили и две, и три женщины, но они, хотя добросовестно относились к своим обязанностям, всегда спешили вернуться к собственному хозяйству.

Теперь прислуги в усадьбе не было вообще.

После того как умер отец, Минелла нарочно не вытирала пыль, скапливающуюся в комнатах, которые они не использовали.

Она сразу решила, что нет смысла расходовать деньги на прислугу. Можно прекрасно справиться и самой, помощь ей не нужна.

Минелла вынула из ящика все содержимое и сложила в аккуратную кучку, чтобы потом убрать в какую-нибудь коробку.

Она еще не решила, что будет со всем этим делать, но, например, серебряные пуговицы с фамильным гербом она хотела бы сохранить, а если у нее совсем не останется денег, ей бы пригодились и трехпенсовые монетки.

Наконец, убедившись, что ничего интересного для любителей всюду совать нос не осталось, она закрыла верхний ящик и выдвинула один из боковых.

Он был набит письмами.

Отец Минеллы редко отвечал на письма, но заботливо хранил их — не в качестве сувениров, а потому, что надеялся рано или поздно все же написать ответ.

Минелла принялась методично, одно за другим, просматривать письма. Очень старые и явно уже ни для кого не представляющие интереса она выбрасывала.

Открыв одно из писем, Минелла прочла: +++

Дорогой Рой!

Мы надеемся, что ты остановишься у нас, когда приедешь на охотничий бап. Сам знаешь, что только ты можешь сделать его незабываемым. Мы ждем гостей, начиная со Дня св. Панкратия, и хотим, чтобы ты тоже приехал. +++

Минелла даже не стала дочитывать до конца, а просто разорвала письмо пополам и бросила половинки в корзину для бумаг.

Почти все письма были написаны в том же духе на дорогой бумаге с оттиснутыми вверху адресами. Не имея желания копаться в личных делах отца, она начала рвать письма, не вынимая из конвертов и не читая.

Она как раз собиралась порвать последнее письмо, лежащее на самом дне ящика, как вдруг ее внимание привлекла подпись:

» Конни «.

Минелла присмотрелась внимательнее, потому что ей показалось, что она узнает почерк. Со второго взгляда она поняла, что он действительно ей знаком.

Констанция Лэнгфорд была дочерью викария из соседней деревушки.