Барбара Картленд - Благоуханье роз

Царь Александр Второй ненавидел войну, но императрица хотела вновь сделать Константинополь величайшим городом христианского мира.

Россия лелеяла давнюю мечту открыть Дарданеллы для своих кораблей.

В 1875 Сербия объявила войну Турции, и тысячи русских добровольцев устремились в Белград.

После восстания в Болгарии начались репрессии со стороны турков, которые британский дипломат охарактеризовал как самое ужасное преступление века!

Лидер английской оппозиции, Гладстон, произносил по этому поводу пламенные речи, но премьер-министр, лорд Биконсфилд, понимал, что единственная страна, которой русские будут опасаться, двигаясь на Константинополь, это Англия.

Под давлением своего брата, великого князя Николая, а также императрицы, царь наконец объявил о начале военных действий против Турции. Это было весной 1877 года, когда и начинается эта история.

Произошло то, что маркиз называл «демонстрацией силы».

Конфликт продолжался девять месяцев, и благодаря британскому вмешательству русским не удалось взять Константинополь и они лишились доступа к Средиземноморью, который надеялись получить через Болгарию.

Лорд Биконсфилд с торжеством докладывал королеве Виктории:

— Князь Горчаков говорит: «Мы пожертвовали сотней тысяч отборных солдат и сотней миллионов фунтов ни за что!»

Когда в 1977 году я была в Куско, там оставалось еще много прекрасных картин XVII столетия, которые выгорали на солнце, вываливались из рам и постепенно сгнивали, потому что никому до них не было дела.

«Мадонна в беседке из роз» Лохнера сейчас находится в Лувре, в Париже.

1877

Николь шла через сад, думая о том, какой у них все же красивый дом.

Кингз-Кип принадлежал Танкомбам еще со времен Генриха VIII.

Королеве Елизавете он служил охотничьим домиком.

В этом доме жила история и витали призраки прошлого.

Неудивительно, подумала Николь, что брат любит его больше всего на свете.

Она часто говорила ему смеясь:

— Твоя жена, если ты когда-нибудь женишься, будет отчаянно ревновать тебя к Кингз-Кип.

— Это мое! — отвечал он упрямо. — Мое, и никто у меня его не отнимет!

Он говорил так с тех самых пор, как был еще совсем маленьким мальчиком.

И все же сейчас Николь не могла без содрогания вспоминать о том, что именно он сделал ради того, чтобы сохранить Кингз-Кип.

Она с тревогой гадала, что сообщит ей брат, когда вернется.

— Так больше продолжаться не может! — И произнесла она вслух.

При этом Николь посмотрела на дом — ее слова, по существу, были молитвой, которую она вознесла матери.

Николь надеялась, что мать лучше, чем отец, поймет, насколько опасно поведение ее сына.

Во всяком случае, она способна была понять.

Для Джимми было сущим мучением наблюдать, как разваливается Кингз-Кип, но ему не хватало денег, чтобы восстановить его прежнюю красоту и совершенство.

Сэр Джеймс Танкомб был десятым баронетом и чрезвычайно гордился своим происхождением.

Николь часто казалось, что, если бы у Джеймса отняли Кингз-Кип, он умер бы от разрыва сердца.

У них было очень немного слуг, и Николь приходилось помогать им с утра и до вечера.

Орлиный глаз Джеймса способен был разглядеть малейшую пылинку, побитую полировку на мебели, крошечную дырочку на роскошных старинных гобеленах.

Любое повреждение причиняло ему такую же боль, как рана на собственном теле.

Сегодня утром Николь тщательно осмотрела все комнаты, чтобы удостовериться, что он не отыщет никаких изъянов.

Она хорошо помнила страдание в его глазах, когда год назад обвалился потолок в одной из спален.

После этого им пришлось жить почти впроголодь, чтобы выкроить деньги на ремонт.

И тогда Джимми, как она называла своего брата, сказал:

— Так больше продолжаться не может — и я точно знаю, что собираюсь делать!

— Что же? — спросила Николь. Она не надеялась, что в голову ему пришла какая-то действительно полезная мысль.

Всего неделю назад один из их родственников высказался достаточно резко:

— Все бесполезно, Джеймс. Я не в состоянии больше помогать вам, и лучшее, что вы можете сделать, это продать Кингз-Кип. В конце концов, это всего только дом!

Николь помнила ярость, вспыхнувшую в глазах брата.

Она знала, что Кингз-Кип для него не просто дом.

Кингз-Кип был для Джимми всем, чем он дорожил.

Только Кингз-Кип имел для него значение, только Кингз-Кип дарил ему душевный покой.