Барбара Картленд: Бегство от страсти

1942 год

Флер вышла из комнаты, где скончалась графиня де Сарду.

После удушливой атмосферы спальни больной воздух в коридоре казался ледяным, но бодрящим, как глоток холодной воды.

Она подошла к окну и раздвинула тяжелые портьеры. Утренний туман, покрывавший зелень газонов, растекался под первыми лучами неяркого солнца.

Флер вздохнула и на мгновение прижалась горячим лбом к серому камню стены. От бессонных ночей под глазами у нее легли тени. Странное спокойствие и умиротворение овладели ею.

Вдали на горизонте на фоне бледно-голубого неба вился черный дымок — это все, что осталось от вчерашнего пожарища, целую ночь багровым заревом заливавшего окрестности после налета британских ВВС.

Она слышала, как падали бомбы на здание фабрики, расположенной в двадцати милях отсюда, неделю за неделей выпускавшей сотни грузовиков на потребу хозяйничавших во Франции немцев.

Дом содрогался от взрывов, но когда графине рассказали о том, что происходит, она прошептала:

— Хорошо. Только англичане могут вернуть нам свободу.

— Ш-ш-ш, мадам, — предостерегла ее Мари. — Об этом нельзя говорить вслух.

Но Флер гордо улыбнулась. Да, именно ее соотечественники принесут свободу побежденным запуганным французам.

Сейчас, глядя на черный дым, она вспомнила о Люсьене… как он тоже взлетел в небо… только затем, чтобы упасть… подобно тому, как пали в бушующем огне некоторые из этих героев.

При этом воспоминании к глазам ее подступили слезы.

«Странно, — подумала она, — что я оплакиваю сейчас Люсьена, а не его мать».

Ей вдруг пришло в голову, что в кончине графини было что-то театральное.

Старая аристократка с белоснежными волосами и точеными чертами лица, воплощенная grande dame. Подле нее священник в облачении и строгий седой доктор. В ногах постели, на которой рождались и отходили в вечность поколения семьи Сарду, громко рыдающая Мари. Это было похоже на сцену из какого-то спектакля — не было ни страха, ни горя, ни отчаяния.

Только теперь, когда все уже закончилось, Флер испытала чувство бесконечного облегчения, как будто перед этим какая-то часть ее существа пребывала в напряжении, съежившись в ожидании кошмара, который так и не наступил.

Она еще никогда не присутствовала при смерти, и мысль об этом была ей невыразимо страшна, пока она не поняла, что смерть — это просто когда тебе закроют глаза и сложат руки.

Но так бывает не всегда. Люсьен умер по-другому, хотя для него это, наверное, было мгновенно и прекрасно — на взлете, в момент триумфа.

Им сообщили, что он сбил своего противника, а потом его самолет загорелся. Радостно возбужденный, торжествующий Люсьен упал с высоты солнечного неба на землю своей любимой Франции.

Флер отвернулась от окна и пошла к себе. Даже три года спустя она не могла вспоминать о Люсьене без мучительной боли, которая первое время была почти невыносимой.

У себя в комнате она умылась и начала снимать помятое платье. Последние сутки она провела не раздеваясь.

В это время в дверь постучали. Вошла Мари, держа в руке стакан с какой-то мутноватой жидкостью.

— Что это? — спросила Флер.

— Это доктор прислал, — отвечала Мари. — Выпейте, и вы уснете. Вам нужен сон, ma pauvre , как и всем нам.

Флер устало уронила одежду на пол и, накинув протянутую Мари шелковую ночную рубашку, забралась под благоухающие лавандой и украшенные ручной вышивкой простыни.

— Выпейте, ma petite , — успокаивающим голосом повторила Мари, и Флер безропотно проглотила снадобье.

Оно отдавало горечью, так что, возвращая стакан. Флер сделала невольную гримасу. Потом она уютно прикорнула на подушке.

— Я разбужу вас попозже, mademoiselle. Мари задвинула тяжелые портьеры. Комната погрузилась в полумрак, и женщина осторожно вышла, прикрыв за собой дверь. Флер закрыла глаза.

Какое блаженство расслабиться, погрузиться в нежный пух перины. Сон накатывал на нее теплыми мягкими волнами, с каждой новой волной поглощая еще какую-то долю сознания.

Вздрогнув, Флер проснулась и увидела у постели Мари, державшую в руках поднос с чашкой кофе и печеньем. Флер протерла глаза и села.

— Я прекрасно выспалась, Мари. Который час?

— Почти три.

— Так поздно? Не стоило позволять мне спать так долго.

Мари улыбнулась. Глаза у нее распухли от слез, но Флер показалось, что выглядит она спокойнее, чем раньше.

— Что вы делали, пока я спала?