Барбара Картленд: Бегство от страсти

Она слишком поздно поняла, что единственным объяснением тайного брака могло бы стать то обстоятельство, что Люсьен выбрал себе в жены неизвестно кого, девицу сомнительного происхождения, которую его семья никогда бы не признала. Ну что же, что сделано, то сделано, теперь оставалось только ждать следующего вопроса. Она обрадовалась, услышав, как открылась дверь. По крайней мере, на какое-то время Флер получала передышку.

Мари принесла кофе, вернее, отвратительный эрзац, которым они были вынуждены обходиться уже больше года.

— Кофе, monsieur?

— Благодарю вас. Поставьте на стол. Я сам себе налью.

Флер показалось, что он поморщился от запаха. Без сомнения, Пьер и его друзья-немцы угощались более приятными напитками, чем его менее удачливые соотечественники.

Мари направилась к дверям. Но он внезапно остановил ее.

— Мне нужно послать кого-нибудь в деревню. Найдется здесь кто-нибудь, кто мог бы пойти?

— Mais non, monsieur . В доме нет никого, кроме меня и мадам.

— Но это нелепо! Ну, какой-нибудь подручный садовника или работник с фермы?

— Нет никого, monsieur, кем мы могли бы распоряжаться. До войны многие были рады служить в замке. Теперь они служат завоевателям.

Monsieur Пьер издал раздраженное восклицание.

— Тогда мне придется пойти самому. Я должен увидеть священника, доктора… — Он замолчал.

«И адвоката», — мысленно добавила Флер.

— Да, monsieur. — Мари терпеливо выжидала, безмолвная и недоброжелательная.

— Можете идти.

— Благодарю, monsieur.

— Это правда, — обратился он к.Флер, — что некого послать и нет никакого способа вызвать людей сюда?

— Очень сожалею, но это так, — холодно заметила Флер, — и естественно, у нас нет никакого транспорта.

— А машина?

— Немцы забрали ее больше года назад.

— Да, да, конечно. Они возместили мадам ее стоимость?

— Понятия не имею.

Флер отлично знала, что никакой компенсации графиня не получила. Ей как-то неопределенно дали понять, что, если она обратится с просьбой, ей выдадут ваучер, по которому она в свое время сможет получить сумму, равную стоимости машины. Графиня этим рекомендациям не последовала.

Флер твердо была намерена ни словом, ни делом не дать monsieur Пьеру воспользоваться чем-либо из имущества Люсьена.

— Что ж, придется отправиться самому — если гора не идет к Магомету! — с насильственным смехом выдавил Пьер. — Аи revoir . Я не задержусь. Обедаем вместе, я надеюсь?

— Какое время вас устроит, monsieur?

— В семь часов вам будет удобно?

— Прекрасно.

— Тогда до вечера, мадам.

Он бросил на нее взгляд победителя и вышел из комнаты с видом человека, полностью уверенного, что им восхищаются.

Флер застыла на месте. Она ждала, пока не закроется парадная дверь, пока не замрет хруст гравия под удаляющимися шагами, пока не наступит тишина. Тогда она бессильно опустилась на софу, прижимая руки к раскалывающейся от боли голове. Наконец Флер почувствовала, как напряжение в ней медленно ослабевает.

— Я должна подумать, — сказала она громко, — я должна подумать.

Что делать? Как избежать грозившей ей западни? Почему Мари назвала ее женой Люсьена? Это было безумием, но, с другой стороны, что еще она могла сказать? Он мог бы поинтересоваться ее документами, и тогда любая увертка, любая новая ложь вызвали бы у него еще большие подозрения.

Как она могла настолько потерять всякое соображение, чтобы не предвидеть все это, чтобы не скрыться раньше. Но Флер не могла оставить умирающую графиню. Она любила старуху, хотя боялась и не понимала ее, не могла понять женщину другой национальности, другого происхождения. Но графиня де Сарду была последнее, что связывало ее с Люсьеном, и она цеплялась за нее, счастливая уже одним только тем, что находится в его доме.

Она не могла уйти, не могла оставить все то, что так много для нее значило. Только теперь Флер поняла, насколько это было опасно.

Благодаря своему личному влиянию, той власти, которой графиня по традиции пользовалась в деревне в силу своего положения, она могла улаживать некоторые вопросы. Теперь ее место займет личность совершенно другого плана — monsieur Пьер.

Флер часто улыбалась, вспоминая, как по распоряжению графини в замок явился мэр. Как ни кичилась Франция демократизмом, в сельских уголках по-прежнему сохраняли свое влияние аристократы, занимая место на верхушке общественной пирамиды.

Графиня потребовала, чтобы он предстал перед ней, и этот маленький человечек, бакалейщик по роду занятий, с опаской переступил порог салона, где ожидала его мадам.