Джулия Куинн: Когда он был порочным. Второй эпилог

— И испачкалась.

— Слишком устала, чтобы умыться.

— Энтони сказал, что Майлз под впечатлением. По всей видимости, ты кидаешь очень хорошо для девчонки.

— Я бы кидала превосходно, — ответила она. — Если бы мне сказали, что пользоваться руками нельзя.

Он усмехнулся.

— Во что именно вы играли?

— Понятия не имею. — Она тихо устало застонала. — Ты не потрешь мне ноги?

Он сел поудобнее на кровати и приподнял подол ее платья до середины икр. Ноги ее были грязными.

— Боже правый, — воскликнул он. — Ты что, играла босиком?

— Я не могла хорошо играть в туфлях.

— А как Элоиза?

— Видимо, она кидает как мальчишка.

— Я думал, что руками пользоваться нельзя.

На это она негодующе приподнялась на локтях.

— Знаю. Это зависит от того, на каком конце поля ты находишься. Кто бы мог подумать.

Он взял ее ступню руками, про себя отметив, что надо бы позже их помыть — руки, само собой, о своих ногах она могла и сама позаботиться.

— Я и не подозревал, что ты так любишь соревноваться, — заметил он.

— Это — семейная черта, — проворчала она. — Нет, нет, здесь. Да, прямо здесь. Сильнее. О-о-о-о-о-о-о-о…

— Почему мне кажется, что я слышал это раньше, — задумчиво произнес он. — Вот только мне было гораздо веселее?

— Просто молчи и массируй мне ноги.

— Слушаюсь, ваше величество, — пробормотал он, улыбнувшись, когда понял, что ей нравится, когда ее так называют. После одной или двух минут молчания, изредка нарушаемого стонами Франчески, он спросил. — Сколько еще ты собираешься здесь пробыть?

— Ты хочешь домой?

— У меня есть кое-какие дела, — ответил он. — Но ничего, что не могло бы подождать. Как ни странно, мне очень нравится твоя семья.

Она изогнула бровь и усмехнулась.

— Как ни странно?

— Именно. Хотя меня немного испугало, когда твоя сестра победила меня в соревновании по стрельбе.

— Она всех побеждает. Всегда. В следующий раз соревнуйся с Грегори. Он и в дерево попасть не может.

Майкл перешел к другой ноге. Франческа выглядела такой счастливой и расслабленной. Не только сейчас, но и за ужином, и в гостиной, и когда гонялась за своими племянницами и племянниками, и даже ночью, когда они занимались любовью на своей огромной кровати с пологом на четырех столбиках. Он готов был ехать домой, в Килмартин, пусть даже имение старое и полное сквозняков, но оно всегда было их домом. Хотя он с радостью оставался бы здесь вечно, если бы это значило, что Франческа всегда будет такой.

— Думаю, ты прав, — сказала она.

— Конечно, — ответил он. — Но насчет чего?

— Пора отправляться домой.

— Я так не говорил. Я просто спросил, что ты собираешься делать.

— Тебе и не нужно было говорить это, — сказала она.

— Если ты хочешь сказать, что…

Она покачала головой.

— Нет. Я просто хочу домой. К нам домой, — с напряженным стоном она села, поджав под себя ноги. — Здесь было чудесно, и я прекрасно провела время, но я соскучилась по Килмартину.

— Ты уверена?

— Я соскучилась по тебе.

Он поднял брови.

— Но я здесь.

Она улыбнулась и наклонилась вперед.

— Я скучаю по тому времени, когда ты был в полном моем распоряжении.

— Вам нужно лишь сказать, миледи. В любое время, где угодно. Я унесу тебя прочь и позволю тебе делать со мной все, что пожелаешь.

Она усмехнулась.

— Как насчет сейчас?

Он подумал, что это отличная идея, но благородство заставило его сказать:

— Я думал, что у тебя все болит.

— Болит, но не настолько. Особенно если ты сделаешь всю работу.

— Это, моя дорогая, не проблема, — он стащил через голову рубашку и лег рядом с ней, наградив ее долгим, восхитительным поцелуем. С довольным вздохом он отодвинулся и посмотрел на нее. — Ты такая красивая, — прошептал он. — Красивее, чем когда-либо.

Она улыбнулась — этой ленивой, теплой улыбкой, которая говорила, что недавно ей доставили удовольствие, или скоро доставят.

Он обожал эту улыбку.

Он начал расстегивать пуговицы на спине ее платья и был уже на середине, когда в голову ему пришла внезапная мысль.

— Подожди, — сказал он. — Ты можешь?

— Могу что?

Он замер и нахмурился, пытаясь подсчитать дни. Разве у нее не должны быть месячные?

— Разве сейчас не пора? — спросил он.

Она приоткрыла рот и моргнула.

— Нет, — сказала она, и в голосе ее звучало удивление — не его вопросом, а ее ответом. — Нет.

Он отодвинулся на несколько дюймов, чтобы лучше видеть ее лицо.

— Думаешь…?

— Не знаю, — тут она быстро заморгала, и он заметил, что дыхание ее стало прерывистым. — Думаю. Может быть…