Джуд Деверо - Золотые дни

Эдилин удивленно заморгала.

— Наконец-то я сказал что-то такое, на что тебе нечего ответить, — задумчиво проговорил Ангус. — Так ты хочешь подняться на борт и выйти замуж? Или хочешь вернуться домой, чтобы подписывать свои дурацкие бумаги?

Эдилин открыла рот и закрыла его. Потом снова открыла и закрыла. Наконец она спросила:

— У тебя есть кольцо?

— Чистое золото. — Он протянул руку и прикоснулся к ее золотистым волосам. — Это золото стоит дороже всего золота мира.

Она прижалась щекой к его ладони, а затем приподняла юбку и побежала к трапу.

— Поторопись! — крикнула она, оглянувшись. — Ты думаешь, у меня много времени?

Посмеиваясь, Ангус побежал следом за ней.

Они лежали в капитанской каюте, и Эдилин все никак не могла наглядеться на свою левую руку.

— Оно износится под одним твоим взглядом, — зевнул Ангус.

— Это ты износишься.

— Я тебе покажу, кто из нас износится! — прорычал он, но снова сладко зевнул и опустился на спину.

Эдилин пристроила голову у него на плече. Каюту заливал лунный свет, и плеск воды убаюкивал.

— Почему ты не захотел остаться в Бостоне и пожениться там? — спросила Эдилин.

— И делить тебя со всеми? — сказал он.

— Ты хочешь сказать, что я была… Что я?..

Он поцеловал ее нагое плечо.

— Была мне неверна? Нет, детка, я не хочу этого сказать. Я говорил кое с кем в Бостоне и знаю, что у тебя никого не было.

— Что это значит? С кем это ты говорил? Ты спрашивал обо мне?

— Весь Бостон говорит о красавице по имени мисс Эдилин, которая управляет большой компанией. Ты сделала то, что никто и вообразить не мог. Судя по тому размаху, с которым ты ведешь дело, я сделал вывод, что тебе захочется обвенчаться в самой большой церкви города и ты захочешь, чтобы Харриет и Пруденс венчались с тобой. Тогда мне пришлось бы делить день своей свадьбы с Шеймасом:

— Ты сделал все это только для того, чтобы не видеть Шеймаса в день своей свадьбы?

— Нет, — устало сказал Ангус. — Я сделал всё это, чтобы ни с кем тебя не делить. Мы и так слишком долго были в разлуке. С меня хватит.

Какое-то время Эдилин вполне хватало того, что она лежит у него на плече. Она чувствовала, как он проваливается в сон. Она так и не услышала подробного рассказа о том, чем он был занят последние шесть недель, но все еще впереди. А сейчас им предстояло неразлучно провести по меньшей мере три недели, а если погода будет плохой, то и все четыре. А потом они прибудут в Глазго и вернутся в старый замок, где она впервые встретила Ангуса…

Эдилин посмотрела на Ангуса, который уже глубоко спал, и провела рукой по его обнаженной груди. Он принадлежит ей и только ей. Отныне и на веки веков.

И это хорошо, что они поженились, потому что ей еще надо рассказать ему, что в письме от Абигайль Прентис написано, что Тэм решил остаться в Уильямсбурге и не хочет возвращаться в Шотландию. Когда Ангус будет передавать свой титул, восприемником будет Малькольм, а не юный Тэм.

— Хватит думать! Спи, — проворчал Ангус.

— Я не могу не думать, — вздохнула Эдилин. — Столько всего произошло, столько всего… — Она почувствовала, что тело Ангуса вздрогнуло, словно от смеха. — Что такое?

— Джеймс!.. — хохотнул он. — Мэтт сказал, что его тело можно продать медицинскому колледжу.

— Как ужасно! — воскликнула Эдилин, вернувшись к событиям той ночи.

Ангусу не слишком понравилось, когда Эдилин, Харриет и Пруденс ворвались следом за ним в дом Мэтью Олдриджа.

Ангус взглянул на Эдилин и произнес, почти не разжимая губ:

— Даже не думай его на ком-то женить.

— Понятия не имею, о чем ты, — надменно сказала она и поздоровалась с Мэттом.

Пару минут спустя в дом вошли Малькольм и Тэм, и мужчины принялись вполголоса обсуждать, что делать с телом Джеймса Харкорта. Они говорили так тихо, что женщинам приходилось напрягать слух, чтобы их расслышать. Эдилин была единственной, кто заметил, что в комнату незаметно проскользнул Шеймас. Он неслышно подошел к окну, откуда можно было наблюдать за каретой. Мэтт был всего лишь бедным студентом, и его дом находился не в самом благополучном районе.

Эдилин не хотелось присоединяться к разговору о трупе, и потому она подошла к Шеймасу.

Несколько минут они помолчали, а затем Шеймас прошептал:

— Это я подрезал подпругу.

— Я знаю, — не глядя на него, сказала Эдилин.

— И я не привез бы назад ваши деньги.

Эдилин знала, что ему было трудно признаться, а еще труднее извиниться, и потому облегчила Шеймасу задачу.