Кэтрин Смит: В ночи

Лондон, декабрь 1818 года

– Тогда я заставлю тебя.

Это она серьезно? Думает, что он мальчик, который не способен постоять за себя?

Наверняка. Возможно, в чем-то она права. В значительной степени. Ее реплика жалила, но для того, чтобы побудить его к действию, требовалось нечто большее, чем слова. Уинтроп Райленд улыбнулся своей собеседнице любезно, но холодно.

– Боюсь, это вызов, который я не смогу принять.

Статная женщина медленно, подчеркнуто соблазнительно обмахивала веером декольтированную грудь. На ее красивом лице отразилось удивление.

– Почему же?

Наблюдая, как кружатся и приседают перед ним танцоры, Уинтроп позволил своей улыбке стать совсем ледяной. Именно за это он терпеть не мог приемы в зимнее время: уклониться от пустых разговоров не было никакой возможности.

– Потому что я заранее знаю, чем для леди закончится мое приглашение на танец. – Леди Дюмон не была удовлетворена столь туманным ответом.

– И чем же, сэр? – Он быстро покончил с остатками шампанского, поиграл пустым бокалом.

– Ее сестра забьется в истерике.

Это, конечно, отдавало мелодрамой, но было правдой. Он сохранил доверительные отношения с большинством женщин, которых знал, что вполне устраивало его. Те, кого пытались навязать ему, словно они были рождественским гусем, как правило, нуждались в финансовой поддержке или в связях. Конечно, завидные связи не могли стать компенсацией, во всяком случае, когда речь шла о его родне. Семья Райлендов, даже ее отдаленные ветви, никак не относилась к тем, у кого была хорошая репутация.

Его натура сопротивлялась любому принуждению. Однако это не помешало ему посматривать в сторону очаровательной и пользующейся успехом в обществе Минервы Баннинг и ее старшей сестры Мойры – бдительной виконтессы Осборн.

Сам он считал привлекательность особенностью, которой придают чрезмерное значение. А популярность у этого сборища означает лишь умение говорить банальности. В общем, полная скука. Тем не менее, весь вечер его взгляды постоянно устремлялись к сестрам. Он хотел, чтобы это заметила его собеседница. Обычно он был более скрытен.

Сейчас, если леди Дюмон пожелает, чтобы он украдкой сорвал у нее поцелуй, вместо того чтобы попросить о танце, это его вполне устроит. Просить – вот уж чего он не делал никогда. А украсть – здесь у него был опыт.

Леди Дюмон явно потеряла интерес к ситуации и перестала настаивать. К величайшему сожалению.

– Уинтроп, дорогой, ты собираешься быть завтра вечером у своей невестки?

Поставив пустой бокал на поднос проходившего мимо лакея, Уинтроп вновь повернулся к своей собеседнице. Десять лет назад его наставница леди Дюмон была эффектной женщиной с платиновыми волосами и пышным телом. Назвать его по имени не было проявлением особых отношений. Это осталось в прошлом. Он делил с ней постель в течение нескольких месяцев, а до и после того помог ей освободиться от нескольких произведений искусства, принадлежавших ее последнему мужу.

Конечно, тогда он думал, что его преступная деятельность идет на пользу Англии. Святая простота! Как молод и самонадеян он был когда-то!

– Разумеется, я собираюсь к Октавии, – ответил он, мысленно возвращаясь из прошлого. – У меня нет выбора.

Даже если бы выбор был, у него не возникало и мысли разочаровать невестку. Когда Октавия стала женой его брата Норта, она тотчас же заслужила его преданность. У него были доверительные отношения с Нортом. Брат был его совестью. И если Октавия хороша для Норта, она устраивает и его.

– Женщины – слабость мужской половины Райлендов. – Леди Дюмон сдержанно улыбнулась, продолжая лениво обмахиваться веером.

Уинтроп ответил коротким смешком.

– Скорее, одно из многих пристрастий.

– Довольно грубое, не так ли?

Он пожал плечами. Ее болтовня надоела. Вдруг стало так скучно, что захотелось повернуться спиной к бывшей любовнице и бежать, куда глаза глядят. Не от болезненного желания молчать обо всем, что касалось его семьи, хотя он был единственным, кто имел основания возразить ей. Он никогда не был откровенен с этой женщиной, когда делил с ней постель. С чего она решила, что он будет таким сейчас?

– Прошу прощения, миледи. – Он против обыкновения отвесил поклон, однако его внимание уже было сконцентрировано на другом – как избавиться от нескончаемой душевной боли. Он никогда бы не признался ни себе, ни своим братьям, что из его жизни словно что-то исчезло, и возникла пустота. Если бы только хоть один из них был рядом, он смог бы справиться с этим ощущением.