Кэтрин Смит - В ночи

– В самом деле? – С какой стати она должна поверить в то, чего не было никогда в жизни? Мужчины высмеивали ее! Все потому, что она якобы не отвечала на заигрывания и не поддавалась соблазнам. Как ранили ее такие разговоры! В них не было правды, как и в тех словах, в каких описывали и оценивали ее. Она просто не знала, как вести себя с мужчинами, и не хотела ставить себя в неловкое положение.

Или раскрыть свою тайну и разрушить жизнь, которую сама для себя создала? Она предпочла бы умереть девственницей, но только не возвращаться назад к родителям.

– Несомненно, ты должна поверить, что любой мужчина, который обратил на тебя внимание, не может сопротивляться твоему очарованию. Быстрее заканчивай свое чаепитие, и мы начнем готовиться к вечеру.

Мойра недоверчиво посмотрела на него.

– До вечера еще несколько часов! – Неужели она настолько непрезентабельна, что потребуется неполных пять часов, чтобы привести ее в порядок?

– Вот именно. Мы начинаем сейчас же. Я хочу, чтобы ты увидела, какую богиню я из тебя сделаю к восьми вечера.

Богиня!

Натаниэль, оказывается, не шутил.

– Что ты сотворил со мной?

Стоя перед зеркалом, Мойра смотрела на свое отражение со священным ужасом. Неужели это она? Да, губы в зеркале двигаются, когда она говорит. Это она, но совершенно не похожая на себя.

– Я ничего не делал, – увильнул от ответа Натаниэль, довольный собой. – Я всего лишь сказал твоей горничной, что нужно. Очаровательная девчушка. Изумительно талантлива.

Взгляд Мойры скользнул с его улыбающегося лица на свое отражение в зеркале. Откуда только взялось все это? Волосы, высоко поднятые, были искусно уложены в локоны. Темные дуги бровей взметнулись тонкими линиями, от чего глаза стали еще больше. Пудра, покрывшая нос и щеки, сделала лицо матовым, светящимся изнутри. Натаниэль заставил ее припудрить шею и грудь, и теперь кожа в вырезе платья как будто мерцала в свете ламп.

Все, через что он заставил пройти ее – ванна, кремы, притирания, – сейчас дало свой эффект. Кожа стала шелковистой, как у младенца. Она источала аромат клубники и меда. Каждый дюйм ее тела звучал музыкой благодаря заботливости ее друга.

– Откуда у тебя такие познания? – спросила она, поворачиваясь и наслаждаясь звуком шуршащих юбок.

Натаниэль усмехнулся:

– Я часами не отходил от горничной моей матери, когда был ребенком. Все думали, я влюбился. Я действительно был влюблен, но не в девушку, а в то, что она сотворяла.

– А теперь я пользуюсь плодами твоего образования. О, Нат, я не верю своим глазам! – Может, в ней заговорило самомнение – так нравиться самой себе? Однако это была правда, она чувствовала себя прелестной.

– Ты всегда была красавицей, моя любовь. – В улыбке Натаниэля было столько нежности! – Я всего лишь помог тебе обратить на себя внимание.

Она снова зашуршала юбками, испытывая удовольствие от того, как ткань прикасается к ногам.

– Я так рада, что позволила тебе уговорить себя купить это платье. Оно очень подходит для зимних приемов.

Платье из легкого переливающегося атласа было всех оттенков белого цвета. Юбку и лиф усеивали стразы, сиявшие на свету, а жемчуга добавляли мягкого и теплого мерцания. Перчатки и туфли были одного и того же кремового оттенка. Из украшений – лишь алмазная тиара на голове. И никаких других драгоценностей.

– Надеюсь, Энтони видит тебя сейчас. – В голосе Натаниэля сквозила печаль, – Ему бы понравилось, как ты выглядишь.

Мойра пожала ему руку.

– Он был бы рад, если бы видел, что я надела тиару. Он всегда хотел, этого.

– Она тебе идет. – Мойра тихо засмеялась.

– Тони сказал мне, что, если я выйду за него замуж, он будет обращаться со мной как с королевой. Тиара – его свадебный подарок.

– Он обожал тебя.

Она улыбнулась в ответ. Об этом даже не стоило напоминать. Она прекрасно знала, что муж думал о ней.

– Тебе все так же больно вспоминать о нем? – Натаниэль покачал головой:

– Не так остро, как раньше. Сейчас, думая о нем, я ощущаю больше радости, чем горя.

Бедный Натаниэль! Весь срок траура он прошел вместе с ней рука об руку, переживая кончину Энтони так, как должна была бы переживать ее Мойра, но ведь и не могло быть иначе. Тони по-настоящему так и не стал ей мужем. Она грустила о нем, как печалятся о смерти доброго друга, а Натаниэль оплакивал его как любовника. Сердце Мойры разрывалось больше от сочувствия Натаниэлю, чем от потери бедного Тони.

Так прошло два года. Траурные туалеты Мойры упаковали и убрали. Но Натаниэль все еще продолжал носить мрачные цвета – серый, темно-синий, темно-фиолетовый и коричневый. Редко кто обращал внимание на такую перемену. Когда-то он одевался ярко и по последней моде, а сейчас – более чем скромно. Хотя даже сам Бруммель не смог бы найти недостатки в его одежде.