Роз Медоуз: Любовница короля

— Но вы же не станете винить в этом меня?!

— Как это произошло?

— Шестимесячная малышка очень нежное создание, сэр. Она не выдержала дальнего путешествия… — И Виктория пожала плечами в знак того, что ей больше нечего сказать.

— Вы должны извинить меня, мэм. Я прямиком из казармы. Я распоряжусь, чтобы вам принесли что-нибудь перекусить. Позже мы сможем поговорить, и я провожу вас в ваш дом.

Возможно, смерть ребенка с самого начала стала препятствием для установления между ними дружеских отношений, ибо Викторию было не так легко завоевать, как Аделаиду.

Порой она утверждала, что занимается с Эдуардом любовью только для того, чтобы тот не сгорел совсем от одолевающего его желания. Когда же он гневно обвинял ее в женской холодности, она смеялась ему в лицо:

— Но девушка должна соблюдать осторожность, сэр. Если бы моя сестра думала об этом, то была бы сейчас жива.

Вскоре Виктория начала жаловаться на скуку. Если не считать визитов принца, которые при сложившихся обстоятельствах быстро сделались менее частыми, она не виделась ни с кем, кроме горничной. Эдуард сочувствовал ей и, когда Виктория объявила, что в одном из театров Марселя ее ждет ангажемент, лишь с поспешной готовностью согласился организовать ее отъезд.

Только через несколько дней после ее отъезда полковник Саймс позволил себе осторожно затронуть эту тему:

— Сэр, я… рад, что вы расстались с этой дамой…

Эдуард смотрел на него в немом изумлении. Насколько много известно Саймсу?

— Может, вы изъяснитесь понятнее? — высокомерно ответил он.

— Все мы здесь, сэр, были осведомлены о ваших отношениях с этой дамой. И более всех я, на которого возложена незавидная задача докладывать его величеству о каждом вашем шаге…

— Вот как, черт возьми?!

— Так точно, сэр. Я могу понять ваши чувства, но теперь, когда она уехала, я осмелюсь просить вас, сэр, не повторять больше… э-э… подобных похождений…

— Тогда как, по-вашему, я должен справляться со скукой в этом богом забытом месте? — холодно поинтересовался Эдуард.

— Видите ли, сэр… другие офицеры, например…

— Да многие из них открыто живут с любовницами! А остальные наслаждаются обществом жен своих коллег по гарнизону!..

— Согласен с вами, сэр. Конечно… Но вы сын его величества!

— Однако от этого я не перестаю оставаться мужчиной! И я спрашиваю вас еще раз: что прикажете мне делать?

Потупив взор, полковник Саймс смущенно разглядывал свои начищенные до блеска сапоги. Потом, не осмеливаясь посмотреть принцу в глаза, произнес:

— Сэр, здесь есть несколько превосходных борделей, обустроенных специально для военной…

— Не растрачивайте понапрасну усилий, полковник. Я не поклонник домов терпимости. И запомните: вам не удастся отговорить меня иметь любовницу, если я этого захочу. — Он резко развернулся и вышел, оставив окончательно смутившегося джентльмена в растерянности.

Вот оно, унижение! За ним вновь шпионят и докладывают о каждом его шаге. Он старательно припоминал, как осторожны были они с Викторией. Он почти хохотал в голос, с иронией вспоминая их редкие, скудные встречи. И теперь поклялся себе, что в следующий раз все будет по-другому. Он больше не будет таиться по углам как мышь. Он будет открыто жить со своей следующей любовницей. И пусть остальные идут к чертям!

В начале осени в гарнизоне ждали пополнения — прибытия Седьмого пехотного полка. Это был его собственный полк, и Эдуард сгорал от волнения. Он отнесся к этому событию как к вызову его офицерским талантам и с нетерпением ждал прибытия солдат, ибо из них, как из сырого материала, ему предстояло отлить безукоризненные формы и тем самым наилучшим образом проявить себя в том, чему его когда-то учили.

Но когда он наблюдал за сходом новоприбывших солдат на берег, его радостное возбуждение сменилось гневом и горечью. Еще никогда доселе не видел он такого жалкого отребья, представлявшего собой скорее насмешливую карикатуру на людей в солдатском мундире. Даже за короткий срок пребывания в Гибралтаре он все же сумел, несмотря на недовольство склонных к лености коллег-офицеров, ввести в гарнизоне весьма отчетливые понятия о военной дисциплине. И теперь при виде этого жалкого сброда, явно отродясь не знавшего настоящей солдатской муштры, сердце его преисполнилось яростной решимости. Эдуард понял, что нельзя терять ни минуты.

В тот же вечер по его приказу новоприбывших заперли в казармах, и те, лежа на соломенных тюфяках в условиях полной антисанитарии, уже роптали и проклинали самое его существование. Эти люди проторчали в море долгих три недели и каждый день скрашивали похотливыми разговорами о том, как проведут свою первую ночь в Гибралтаре. Они были хорошо наслышаны о тамошних винных лавках и соблазнительно-доступных местных «крошках». И вот теперь только потому, что его королевскому высочеству не понравился их парад на пристани… Так пусть же все проклятия падут на его голову!..