Лесса Каури - Фаэрверн навсегда

– Что толку казнить ее? – спросил он. – Если она не понимает ни происходящего, ни тяжести содеянного. Только лишь для того, чтобы успокоить толпу?

В глазах Первосвященника неожиданно вспыхнул мрачный огонек. В полумраке подземелья зрелище было жутковатым, однако ар Нирн не боялся ни жути, ни полумрака – и того, и другого было полно в Северных пределах. А вот выражение лица собеседника, в котором сквозило явное предвкушение, показалось ему необычным.

– Именем Единого! – хорошо поставленным голосом возгласил Файлинн.

Одержимая завизжала и метнулась в темноту каморки.

Первосвященник порылся в складках своего простого черного одеяния, достал ключ и, отперев решетку, вошел внутрь, поманив Викера за собой.

Несчастная, сжавшись в углу, кричала так страшно, будто ее резали на мелкие кусочки тупым ножом. Ар Нирн слышал звуки, издаваемые разными тварями, но никогда еще ему не хотелось заткнуть уши!

– Именем Единого, – повторил Первосвященник, делая оберегающий знак, – призываю тебя, черная душа, выйти вон из этой женщины, покинуть ее разум и вернуть душу.

Несмотря на невыносимый вой Викер шагнул вперед и встал рядом с Файлинном, готовый защитить его, если потребуется. Трижды повторил Первосвященник слова изгоняющей молитвы, и трижды вой поднимался до самой высокой точки и сменялся сдавленными рыданиями. А затем одержимая захрипела и затихла, лежа на спине. С губ ее стекала пена, члены были недвижимы, но глаза еще жили своей, непостижимой жизнью и дико блестели в темноте запавших глазниц.

– Неизлечима, – констатировал Файлинн, – зло слишком глубоко проникло в нее!

Викер шагнул вперед и склонился над несчастной. Нет, ему не привиделось. В ее глазах стояли слезы, а взгляд умолял не о пощаде – о помощи. О помощи в упокоении. Разумный взгляд разумного существа, кем-то загнанного в клеть изувеченного сознания. Перед этим взглядом вопрос о правосудии терял свою значимость. Перед этим взглядом значимость теряло все, кроме… милосердия.

– Идем, мой мальчик, – равнодушно сказал Первосвященник и развернулся, чтобы уйти.

Викер и сам не заметил, как его пальцы оплели рукоять меча, с которым он не расставался после возвращения с Северной границы. Там без оружия было не выжить – здесь, в мире полном покоя, с мечом тоже казалось вернее.

Идеально заточенный клинок вошел в ее грудь, как в масло. Женщина дернулась, выгнулась дугой, с угла рта потекла тонкая струйка крови. Во взгляде мелькнула благодарность, а затем глаза потускнели и подернулись дымкой далеких странствий, гримаса на лице разгладилась, и Викер увидел ее такой, какой она была когда-то: смешливой и доброй. Вопросы теснились в его голове, слова Файлинна проникли в душу, вызывая сомнение, что разъедало ее как ржа – железо.

Нет ничего хуже для воина, чем сомнение. Сомнение на поле боя означает гибель, ибо там или ты разишь или падешь сраженным! Поэтому ар Нирн усилием воли изгнал ненужные мысли из сознания, лелея в душе твердое убеждение, что поступил верно. Обернувшись, посмотрел на Первосвященника.

– Вы дали мне право судить ее, Ваше Первосвященство, – и я им воспользовался, – спокойно сказал он. – Я был неправ! У казни есть еще одна причина – милосердие. Но вы тоже были неправы – Единый услышал ваши молитвы. И прислал меня.

Тот разглядывал его с непонятным выражением лица. Потом задумчиво произнес:

– Из тебя выйдет отличный Воин Света, Викер ар Нирн. Отличный!

– От покойницы, – сказал отец и протянул мне конверт, надписанный так хорошо знакомым мне бисерным почерком матери-настоятельницы, – от мэтрессы Клавдии!

У меня тряслись руки, когда я брала письмо и вскрывала его. А рядом сидел он – Воин Света, один из превративших лучшего человека на свете из всех, что я встречала, в кучку паленой плоти!.. Я так сжала пальцы, что чуть не порвала бумагу. Безмолвно просила Великую Мать дать мне сил прочитать и… не ударить сидящего рядом. Короткий выпад концом сармато в кадык, другой – в условную точку за ухом, и его меч более никогда бы никого не коснулся!

Но едва я прочла и осознала первые из написанных слов, меня будто окатило холодной водой, смывая ярость и отчаяние. Я снова слышала негромкий голос Клавдии, имеющей привычку во время разговора расхаживать туда-сюда, заложив руки за спину.

«Тамарис, девочка моя, ты, наверное, сильно удивишься, когда узнаешь, что я прихожусь тебе родной тёткой. Твой отец, Стамислав Камиди, мой родной младший братишка, которого я качала на руках когда-то. Мы рано лишились родителей и выросли на улице. Стамик, несмотря на то, что был младше, всегда поддерживал меня, защищал, не щадя себя. В нём и до сих пор полно этого мужества идти до конца – в уличных ли драках, в бандитских ли разборках. И эта жестокая воля к победе стала, в конце концов, тем, что развело наши пути, как мы думали, навсегда. Я лечила людей, он – убивал их. Много лет назад, после решительного разговора, я покинула столицу и отправилась в одну из отдалённых обителей, твёрдо решив посвятить себя служению Великой Матери. Стамик остался и стал… кем стал. Долгие годы мы не виделись, пока однажды я не получила от него письмо, в котором он просил взять под опеку его дочь, взбалмошную, глупую девчонку, влюбившуюся в негодяя. Брату хватило одного взгляда, чтобы понять – твой тогдашний кавалер хотел заполучить тебя лишь как пропуск в его ближайшее окружение. Но ты ничего не желала слушать и, знаешь, я понимаю тебя! Будь я на твоём месте, тоже не слушала бы ничьих советов, как не слушает их вечная любовь, царящая в мире! Твой отец писал, как раскаивается в словах, что вынужден тебе говорить, рассказывал о том, как вы ругаетесь, как однажды в порыве гнева он сказал тебе, что ты не его дочь, и как ты горько плакала потом, думая, что он не слышит… Писал о твоих побегах и безумствах, о которых честной девушке и вспомнить стыдно. В общем, он ничего не скрыл от меня, как тогда, когда мы были маленькими! В довершение он просил на время подержать тебя в монастыре – дать вам отдохнуть друг от друга, а тебе – возможность взглянуть на ситуацию со стороны. Я отдавала себе отчёт, что его дочь, скорее всего, окажется чудовищем, воспитанным по-свойским законам. Но подумала, и согласилась! В прошлом я не смогла удержать брата на праведном пути, а нынче Сашаисса давала мне шанс спасти душу его ребёнка.