Лесса Каури - Фаэрверн навсегда

Я всё время спала, а когда просыпалась – видела рядом его. Воин Света ухаживал за мной, не зная сна и отдыха последующие двое суток. Но ни единое его бережное движение, увы, не искупало вины перед сёстрами и мной. Та же рука, что лишала их жизни, нынче врачевала моё тело, из которого целительство вытянуло все силы, даже несмотря на вмешательство Богини…

На рассвете третьего дня я проснулась с твёрдым намерением ехать, невзирая на слабость.

– Ты уверена? – только и спросил он, когда я озвучила планы. И едва я кивнула, молча отправился запрягать лошадей.

Я уже вышла из дома, когда следом за мной бросилась женщина в одной ночной сорочке. Рыдая, упала на землю, обнимая мои ноги и пытаясь целовать сапоги. Сейчас, когда отеки с её лица спали, я, наконец, узнала родную сестру одной из наших монахинь, которая иногда приезжала навещать её. Даже имя вспомнилось – Селестина.

– Встань, Селестина, – я взяла женщину за плечи и крепко встряхнула, – не позорь меня перед людьми!

– Какой позор, тэна? – воскликнула она. – Вы спасли моего сына! Спасли от такого, от чего не спасают!

– Волею Великой Матери твой сын жив, – грустно улыбнулась я, – благодари её!

Развернулась и пошла к лошади. Что я могла ещё сказать ей?

Вскочила в седло, пустила вороного рысью. И скоро уже дом, да и вся деревенька скрылись за поворотом дороги.

Бóльшую часть пути мы с паладином проехали молча. Я – погрузившись в свои мысли, а он – словно наслаждаясь каждым мгновением, проведенным под открытым небом. Иногда я тайно разглядывала его и видела, как он запрокидывает лицо к небу и улыбается облакам и птицам, как разглядывает тянущиеся вдоль дороги перелески и поля, подмечая каждую птаху, любую мелочь.

На ночь мы съезжали с тракта и ночевали в рощах, стараясь не заезжать в придорожные трактиры без необходимости. У Первосвященника везде были глаза и уши, а нас, детей Фаэрверна, в земле Костерн знали слишком хорошо.

Ховенталь располагался на пологом склоне горы, и это сказалось на его архитектуре. Ступенчатые террасы, на которых притулились разноцветные дома и домишки с зелёными черепичными крышами, спускались к подножию горы, к почти круглому озеру, чьи берега густо заросли, и где всегда водилось видимо-невидимо всякой живности. В детстве я с мальчишками из Сонного квартала ловила здесь водяных крыс, которых мы потом продавали за гроши беднякам на шапки. Шапки, кстати, из крыс получались отменные!

Сердце сжалось. Мэтресса Клавдия утверждала, будто прошлое имеет обыкновение возвращаться, и вопрос лишь в том, какие выводы вы сделаете, встретив его лицом к лицу и переосмыслив. Выходит, она была права… Всё это время я скучала по отцу, хотя и злилась на него за то, что он пытался со свойственной ему жёсткой волей вмешаться в мою жизнь, отобрать мои любовь и свободу. Впрочем, «любовь» отпала сама, едва осознала, что родительское благословение и доходы мне не светят – не сразу, но я поняла это. Однако свобода осталась, и ей я не собиралась делиться ни с кем!

– Чего ты застыла? – поравнявшись со мной, удивился Викер. – Не знаешь, что делать дальше?

Мне даже не пришло в голову разыскивать иронию в нотках его голоса. Не тот он был человек, этот прямой, как сармато, Воин Света. Их таких получаются самые свирепые фанатики, ибо они свято верят в то, чему их научили.

Я посмотрела в невыразимо синие серьёзные глаза.

– Пришла пора прощаться, Викер! Я знаю, что делать дальше. Ты, видимо, тоже!

Он качнул головой. Натянул поводья гнедого, чуявшего жилье.

– Уговор был другим, Тами! Ты помогаешь мне, а я – тебе!

– Я думала, ты обрадуешься возможности расстаться со мной! – искренне удивилась я.

– Я тоже так думал! – буркнул он, помрачнев, и пустил коня вскачь.

Последовала за ним, шепча молитву Великой Матери. Просила себе терпения, а ему – вразумления.

Подъезжая к городским воротам мы, не сговариваясь, натянули капюшоны плащей. Сармато висел у меня на боку, скрытый его полой, а в мече с потёртой рукоятью никто не опознал бы грозное оружие паладина.

– Где сейчас отряд? – спросила я спутника. – Куда они повезли награбленное?

Он вскинулся – слово задело его. Однако промолчал, лишь указал на северо-восток. Туда, где возвышался над столицей Тризан – город-храм Первосвященника Единого бога. Государство в государстве, не дворец и не крепость, не район и не лабиринт, а всё вместе.

– Конным в Тризан путь заказан! Придётся где-то оставить лошадей! – заметил Викер.