Лесса Каури: Золушки нашего Двора

© Л. Каури, 2017

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2017

Брунгильда Рафарин, владелица трактира «У Матушки Бруни», едва сдержала вскрик. Будто вынырнула из-под толщи воды для первого глотка воздуха или проснулась от тяжкого кошмара, чтобы… ощутить себя не в реальности, а в ее новом ватном слое, полном девиц в разноцветных платьях, громко щебечущих, теребящих ее и отчего-то похожих на монпансье, высыпавшееся из коробки.

– Поднимите руки, госпожа, мы снимем эти тряпки…

– Переступите через платье!

– Госпожа, купальня в той стороне, куда вы пошли?

– Пресвятые тапочки, какая непонятливая!..

– Красивые волосы у будущей принцессы, густые, темные!

– Девочки, это прекрасно – не придется мучиться со шпильками и шиньонами!

– Идите за нами!

В мгновение ока Бруни оказалась раздета донага и отведена в купальню, где стояла огромных размеров ванна на позолоченных львиных лапах.

Чужие руки терли ей спину, ерошили волосы, намазывая их по всей длине каким-то резко пахнущим средством. От ванны поднимались клубы пара, по лицу тек пот, было душно, нервно, злобно. Если действительно существовала Аркаешева преисподняя, то выглядела она именно так!

– Бруни, – раздался от двери родной голос, – наконец-то я тебя нашел! А ну-ка, все вышли отсюда!

«Монпансье» дружно сделали книксен и исчезли в мгновение ока, сопровождаемые жаркими шепотками.

– Кай! – чуть не плача, Матушка рванулась к нему из купальни, позабыв о том, что не одета, о забрызганном водой скользком поле.

Принц подхватил ее на руки, смеясь и целуя в полные ужаса глаза.

– Бедная моя девочка, напугали они тебя, да?

Бруни мелко закивала.

– Не бойся их! Они остры на язык и бестолковы, но ни один дворец не обходится без целой армии фрейлин, горничных и служанок разного пошиба! Ты позволишь мне принять ванну вместе с тобой?

Когда Кай был рядом, Бруни согласилась бы на что угодно, лишь бы никуда не отпускать его от себя. В этом чужом и огромном замке он оказался единственным островком родного мира, оставшегося за суровыми стенами.

Принц разделся и залез к ней. Как ни растеряна Матушка была случившимся этим утром, как ни испугана последующим вмешательством в ее личную жизнь чужих людей, рук, голосов, вмешательством, унижавшим ее, – тоска по любимому перекрыла все, заставив ее беззастенчиво приникнуть к его сильно исхудавшему телу. Она даже застонала от жалости, оглаживая жадными ладошками его впалый живот.

– Милая, – засмеялся Кай, целуя ее в глаза и губы, – это все мясо, которое нарастет! Будешь готовить мне свои замечательные омлеты и булочки – и я быстро поправлюсь и стану выглядеть как мастер Пип!

Бруни невольно рассмеялась. Представить Кая растолстевшим было решительно невозможно, так же как его отца. Его величество Редьярд в свои годы набрал совсем немного лишнего веса, просто заматерел, отяжелел костяком, отчего казался огромным. Но толстым назвать его язык повернулся бы разве только у шута, да и то более в профилактических целях, нежели всерьез!

Прижав любимую к себе, прикрыв глаза от наслаждения, принц гладил ее гладкую кожу и целовал, не торопясь… Да, он скучал, желал ее с силой и страстью той части темперамента, что досталась ему от отца. Но другая, материнская, удерживала порыв, заставляя не торопить мгновения наедине. Мгновения, которых у будущего короля могло быть не очень много.

– Мы всю воду расплескаем… – смутилась Бруни.

– Пусть тебя это больше не заботит, – улыбнулся Кай, – чистота полов, окон, белья… У принцесс другие заботы!

– Готовить… принцу… омлеты?… – уже задыхаясь от страсти, простонала Матушка.

Аркей накрыл своими губами ее губы, не давая ответа.

После они лежали в ванне и тихо разговаривали до тех пор, пока вода окончательно не остыла. Бруни рассказывала о том, как тянулось без него время, как однажды на подоконник в ее комнате пал белый отсвет юного снега и она поняла, что он, Кай, вернулся. Как решила, что больше ему не нужна… Принц слушал молча, внимательно, как, наверное, умел слушать только он. Лишь иногда целовал ее, лежащую спиной на его груди, в макушку, в ухо и в висок – куда удавалось дотянуться. Она не сказала ни слова о проклятье и о том, как пыталась найти от него средство, но отчего-то ей казалось, будто Кай и так знает об этом. Когда она замолчала, заговорил он. Поведал об инспекции пограничных гарнизонов, о своем возвращении во дворец и разговоре с отцом. О времени, проведенном впроголодь в холодной темнице, полной крыс. Нет, он не жаловался – странно было бы представить его высочество Аркея, требующего жалости к себе. Говорил равнодушно: просто констатировал факты.