Полина Флер - Поцелуй василиска

— Ах, боже мой! — вскрикнула за спиной Жюли, просыпаясь и подскакивая с кресла, а я в полуобмороке осела в ее подставленные руки.

— Не надо, я сама! — опротестовала я, понемногу приходя в сознание. Колени еще дрожали от слабости, живот ватный, губы дрожат. Я дотронулась до них пальцами и отняла: на подушечках розовела капелька крови. Прикусила, должно быть. Жюли усадила меня на кровать и, охая, принялась оттирать мне лоб смоченной в душистой воде полотенцем. Я отпихивала ее руки, бормотала:

— Не надо, я уже в порядке, все хорошо.

— Что же вы встали? — причитала девушка. — Герр доктор не велел, придет фрау Кене, ох и заругается! Помилуйте, фройлен…

— Кто это, Жюли? — спросила я, медленно моргая и пытаясь сфокусировать взгляд. Комната снова расплывалась и прыгала, ангелочки-ящерки подмигивали, дразнясь острыми язычками.

— Мачеха ваша, — ответила Жюли, отбегая от меня и поднимая с пола картонку. Подула на оба портрета, обтерла фартуком и водрузила на место. — Неужто позабыли?

— Нет, я про портрет. Кто рядом со… мной?

Было непривычно говорить это. Болезненная девушка на портрете — не я, хотя и похожая на меня, как зеркальный двойник. Жюли опасливо покосилась на картонку, по-детски шмыгнула носом и ответила, глядя в сторону:

— Ах… неужели не узнали? Жених это ваш, генерал фессалийский, Его Сиятельство Дитер фон Мейердорф.

Жених? Вот как…

Я длинно выдохнула и покрутила колечко на пальце. Тонкое, очень изящное, гладкое. Явно обручальное.

«Проснись, Маша! — строго сказала себе. — Даю тебе последний шанс! На раз, два, три, ты проснешься, и поедешь на зачет в любимый институт, будет моросить дождик, а тетка у подъезда назовет тебя шалашовкой. Итак, на три просыпаешься. Запомнила? Раз. Два. Три!»

Я ущипнула себя за запястье, но ничего не произошло. Вместо этого двери распахнулись, и в комнату вплыла высокая женщина, ее юбки шуршали по полу, как крылья мотыльков.

— Жюли, почему душно? — спросила она, поджимая узкие губы.

Девушка присела и пролепетала:

— Доктор не велел сквозняков, фрау Кене.

— Пустяки! — она властно взмахнула рукой, затянутой в шелк перчатки. — Фройлен Мэрион нужен свежий воздух! Только оденьтесь, ради бога, неприлично девушке на выданье сидеть в одной сорочке, когда в комнату могут войти мужчины.

Во второй раз мне пеняют на одежду и моральный облик. Я закатила глаза и завертела головой. Конечно, нет ни джинсов, ни блузки. Шурша оборками, фрау Кене проплыла к окну и широким жестом раздернула шторы. Комнату затопил свет, пылинки закружились веселее, и я зажмурилась.

— Вот так, вот так! — приговаривала она, как забивала гвозди. — Вот так надо!

Она провела пальцем по рядом стоящей статуэтке, брезгливо сморщила нос.

— Лентяйка! За что жалованье плачу? Немудрено, что фройлен Мэрион никак не поправится и выглядит бледной молью. Загубишь мне товар!

Товар?!

Я чуть не подскочила, скомкала одеяло, пылая от возмущения. Но фрау Кёне не смотрела на меня и, подойдя к побелевшей Жюли, отвесила ей пощечину. Бедная девушка даже не пикнула, закрылась рукою и опустила голову, продолжая бормотать:

— Простите, фрау Кёне. Простите… больше не повторится…

Женщина погрозила скрюченным пальцем и сощурила водянистые, немного на выкате, глаза.

— К ужину чтобы все сияло! А вы, моя дорогая, — наконец, она обратила на меня внимание, — будьте добры выполнять поручения герра доктора, и к вечеру вы должны цвести, как пион. Я сообщила о вашем выздоровлении, и по такому случаю Его Светлость пожелал нанести нам личный визит.

Я вздрогнула вторично. Взгляд сам собой пополз к портрету, но между ним и мною встала фрау Кёне, и, наклонившись ко мне, подцепила жесткими пальцами за подбородок. От нее душно пахло розами, напомаженные губы растягивались в жуткую улыбку.

— И повторите правила хорошего тона, дорогая Мэрион, — грудным голосом тихо произнесла фрау Кёне, все ниже и ниже наклоняясь к моему уху, пока не прислонилась своей сухой нарумяненной щекой. — Только попробуйте не понравиться жениху и опозорить наш дом и род своего покойного отца, — она вцепилась в мое ухо и дернула так, что я едва удержалась от вскрика, а из глаз помимо воли брызнули слезы, — все космы повыдергаю, тонкие пальчики ваши переломаю и скормлю королевским вивернам. Все поняли, дорогая моя падчерица? Наследница дома Адлер-Кёне, проклятое семя, чертовка?

Отпустив мое ухо, фрау Кёне выпрямилась и мило улыбнулась все еще бледной служанке.