Тамлин неспеша вышел из укрытия и без труда проскользнул сквозь хаос из располосованных ложноножек и шипящих ящериц, с хлопками исчезающих из-под ног и возникающих на гребне слизистых волн – и все это на фоне извергающего молнии ежа, летящего сквозь ночную мглу как метеор сквозь атмосферу. Легко пробрался к корням ивы, убеждаясь, что если что-то и может быть сильнее страха, так это удивление.
Паразит ослабил кокон и оглядывал царящий на прогалине балаган бусинами ошалелых глаз. Элле решил добавить в действо нотку пикантности и опустил ментальные щиты – мол, ты же хотел оказаться внутри моей головы, так получай.
Паразит сморщился под водопадом синепатических переживаний, скрипя перегруженными сенсорами, но вдруг зацепился за смутный образ, выуженный из подсознания воина. Прозрел и понял, какую иллюзию ему следовало создать, чтобы поймать желанную добычу на живца.
Поздно.
Отбросив нерешительность, воин с места взвился в воздух, в прыжке выхватывая клинки, раскрылся цели до самого дна и сам проник в ее сознание.
Чёрное тельце глядело на Тамлина. И было им. Оно хотело жить, жаждало плодить себе подобных, потому что единственное в своем роде проникло сквозь аномальный портал, уверенное, что этот мир, как и любой другой, сотворен для него, создан под его потребности. Оно было чем-то важным, но вот-вот могло стать ничем.
Как тот образ из подсознания прыткой добычи, похороненный глубоко под слоем ярости и горечи.
Жизнь вдруг оказалась бессмысленной. Смерть – неотвратимой.
Вспышка этого откровения – как точка в центре мишени – показала воину, куда нанести удар.
Тамлин, приземляясь, всадил в чёрное тело оба клинка по самую рукоять. Всадил с громким выдохом, продолжая удерживать ментальную связь с жертвой. Кожа паразита лопнула; в воздух взвился рой черных мушек, разлетелся по округе и слоем пепла осел на голых деревьях. Воин откатился, поднял воротник, фильтрующий воздух, и отошел прочь, не спуская с противника взгляда. Слизевик в агонии хлестал прогалину плетьми ложноножек и напоминал гнездо гадюк, в которое вылили ведро кипятка.
Сциллы с шипением разбежались прочь, еж приземлился где-то в прибрежных зарослях. Элле, отрезанный от заводи бушующим простейшим, который агонизировал вместе с хозяином, решил подобрать оружие позже и отступил на край мыса над рекой. Осмотрелся, сканируя окрестности.
И замер, вглядываясь в противоположный берег.
После чего вскинул руку и отправил зелёную капсулу в полет, но промахнулся.
Белая лань – живой прототип паразитической иллюзии – гарцевала на камнях, высоко вскидывая тонкие ножки. Она припала к земле, заложив уши, когда изумрудная слеза просвистела мимо ее уха и взорвалась волокнами гель-капкана в лесу позади. Но не отступила. Напротив, подскочила к обрыву, дрожа и перестукивая копытцами. И исторгла из себя мыслеформу. Вопрос, такой неистовый, что Тамлин дернулся как от удара.
И опустил руку.
Вглядываясь в черно-белые глаза волшебного животного, оказавшегося не вымыслом, а самой настоящей правдой, ему захотелось крикнуть, прокричать ответ на весь лес, так громко, как только можно.
Но он с ужасом ощутил, как немеют руки и ноги, деревенеет шея, а лицо искажается в гримасе. Талантливый воин, одаренный элле рода Наэндир, не знающий промаха охотник, которого невозможно убить – замер на краю обрыва, парализованный, оцепеневший, онемевший. Всего на несколько мгновений.
Их оказалось достаточно, чтобы последний силок, выпущенный слизевиком, попал в цель.
Резкий удар в грудь. Путы обвиваются вокруг плеч, тошнотворными червями ползут к шее, сжимают ребра и не дают вздохнуть. Тело выгибается дугой, перед глазами плывет пелена, на губах выступает кровавая пена. Черная слизь лижет подбородок, источая отчетливый дух разложения – как обнажившееся морское дно с клубками водорослей, высохшими медузами и серебристыми рыбьими боками в перегретых на солнце лужах.
Тамлин наблюдал однажды такой отлив – в тот день вода ушла далеко за линию горизонта, а сейде из подводной крепости спешно эвакуировались в Эре-Аттар под охраной воинов-элле. Принц не видел чудовищной волны, захлестнувшей берег ночью, но говорили, что море в исступлении добралось аж до Наэтлиэ, где наутро в фонтанах вместо форели плавали акулы.
Король с трудом моргнул, прогоняя из-под век миражи.
– Пятьсот сорок пять, – прохрипел он, все больше теряя контроль над телом и разумом. – Пятьсот. Сорок. Пять…
Читать дальше