Array Demaсawr - Три Солнца Аэд. Восход Серебряного Солнца

– Изящная и изысканная, – помог ей Тамлин. – Как твоя дочь.

Уголки губ Деаэлру дрогнули, эльне снова поклонилась – совсем по-другому, чем в предыдущий раз, и поднялась в седло.

– Дай знать, когда получишь вести из Наэтлиэ по поводу пророчества, – добавила она, подбирая поводья. – Их молчание настораживает. По-хорошему, мне следовало бы остаться в Мирисгаэ и дождаться ответного сокола из степного королевства…

Тамлин вместо ответа хлопнул по крупу ее жеребца. Конь всхрапнул и скакнул вперед, выбивая камни из-под копыт и унося хранительницу в авангард отбывающей колонны.

Горизонт затянули низкие тучи, а солнце склонилось к западу, когда последние конные андар’элле, кутаясь в накидки от резкого ветра, скрылись наконец в лесной чаще.

Время покинуть дворец было самое подходящее. Группа Виэттара вернётся через пару дней. Ассея и Минна не станут искать его раньше срока. Эмриат провел последние ночи без сна, разделяя внимание между хозяйственными хлопотами, беспокойной детворой и андар'эльне с волосами цвета клевера, потому сейчас наверняка отдыхает.

Тамлин не спеша поднялся к себе. Новый костюм висел у зеркала: ртутно-серый, покрытый бугорками симбионта, похожего на крокодиловую кожу. Воин переоделся, покрутил плечами, проверяя, насколько хорошо ткань прилегает к телу. Поднял к скулам воротник с вшитой пористой вставкой для дыхания – уловителем чужеродных частиц. Коснулся кончиками пальцев зеркала – бугорки на руке приобрели серебряный блеск, мимикрируя под материал, с которым соприкоснулись. Резанул предплечье ножом. Крокодиловый слой легко поддался, обнажая угольную черноту нижних слоев костюма, которые разрезать не удалось – и тут же зарастил порез, выпуская из его краев хлесткие ниточки щупалец. Симбионт без труда поглотил и нейтрализовал все кислоты, найденные в мастерской, а также охотничьи яды, пламя ювелирной горелки и даже сонную пчелу, от которой воин отмахнулся. Последнюю – с ощутимым удовольствием.

Вооружение заняло больше времени, чем обычно. Костюм предусматривал ножны не только для мирисских парных клинков – воины лесного королевства носили их перекрещенными за спиной, рукоятками вниз – но и для наэтской "змеи", которую оборачивали вокруг пояса. На бедре обнаружились петельки под андарскую секиру. На плечах – кармашки для дротиков и ножей. Полезной, но нелюбимой им поясной сумки для хим снарядов, в просторечии называемых бусинами, король не нашел, зато под ремешком на тыльной стороне левого предплечья отыскался неизвестный ему механизм. Крохотные полупрозрачные капсулы в форме слезы – серые разрывные, голубые нервно-паралитические, зелёные обездвиживающие и мутно-белые с газом-обманкой – лежали плотными рядками в секциях, расположенных друг на друге внахлест. От каждой секции к ладони змеилась тонкая полоса спускового механизма.

Элле вытянул руку и согнул средний палец, замыкая контакт. Голубая капелька вылетела из ячейки на предплечье и вонзилась в полку верстака с такой силой, что та треснула. Король уважительно приподнял брови.

Тончайшая линза-омматида, белая как слюда, при наведении на полупустую бутыль с вином выдала красный уровень опасности. Тамлин хмыкнул.

Небо за окном затянулось бурыми тучами, то и дело срывался снег. Король, уверенный, что в такой экипировке привлечет излишнее внимание, накинул на плечи плащ с куньим воротником и спустился к конюшням.

Лошадь спотыкалась и поскальзывалась на грязи, прихваченной морозом, поэтому к месту назначения удалось добраться лишь на закате. Лес затих, продуваемый ветрами насквозь; отсветы короткого осеннего дня погасли за стеной черных деревьев.

Таэм спешился на поляне, сбросил с плеч плащ, перепроверил снаряжение, закинул за плечо лук с колчаном, туго набитым стрелами, и двинулся к развалинам.

Совсем не так, как в прошлый раз.

Под ногами воина, размеренно перешагивающего кочки и валуны, не скрипнула ни одна коряга. Тело, взведенное как пружина, двигалось легко и быстро, просачивалось сквозь переплетение ветвей, не задевая ни одной. Льдистые глаза распахнулись широко, не мигая всматривались в вечернюю мглу сквозь слюдяную линзу, становились мглой, смотрели на мир глазами мглы – миллионами глаз, составляющих единое фасеточное око, что бесстрастно взирало на все вокруг, в том числе на скользящего через чащу элле.

Шаг, еще один, за ним еще и еще. Тело занимает новое положение в пространстве так же естественно и неуловимо, как звезды проявляются на небе одна за другой. Чувствительность сенсоров обостряется до предела. Тайная жизнь леса заполняет сосуд, отведенный восприятию, перехлестывает через его край; звуки сливаются с ощущениями, запахи с красками, ничтожное становится большим и значимым, а внушительное теряет форму и растворяется в звеняще-шепчущей симфонии, которой звучит лес.