Борьба окончена, исполин повержен. Талый лед растекается по губам и скатывается по подбородку…
Ясмин хватает Винсента и прижимает к себе. Он кажется таким маленьким на фоне грудных мышц главнокомандующего, а ладони Ясмина чуть ли не больше его головы.
— Я обожаю тебя, — шепчет Ясмин, прижимая к себе.
— Горькая, — Винсент облизывает губы, — Ты опять много курил… или пил кофе…
— Ты мой, навсегда, — отзывается Ясмин, вытирая подбородок парня своими пальцами.
— Ты хочешь меня поцеловать? — спрашивает Винсент.
— Да, я хочу тебя целовать. И только тебя.
— Ты не брезгуешь, я же только что…
— Нет, — носы любовников встречаются, — Я буду тебя целовать даже, если ты изваляешься в чужом дерьме.
— Я не собира… — Винсент не договаривает, потому что Ясмин впивается в его губы.
Через полчаса они уже выходят из главного штаба. Рядом друг с другом, плечом к плечу в тайной близости душ. Ясмин снова невозмутим, а на щеках Винсента все еще играет румянец удовлетворения. Скоро он исчезнет, и его щеки снова станут болезненно белыми.
— Ты без шапки, — замечает Ясмин, поправляя свой белый меховой тюрбан.
— Мне не холодно, — Винсент пожимает плечами.
— Пойдем куда-нибудь?
— Мне надо на работу.
— Не надо, — в воздухе мигает голографическая картинка, Ясмин уже отправляет сообщение.
— Опять?
— Ты на срочном совещании, Игле наплевать.
— Наши хитрости очевидны, ты видел лицо гвардейца? А говорил, двери звуконепроницаемые.
— Ты так кричишь, что никакие новинки техники не в состоянии тебя заглушить. Хочешь, я расстреляю гвардейца?
— Нет, он был смущен больше нашего. Решит, что ты меня избивал… — Винсент смеется.
— Как скажешь. Мы идем?
— Да. Давай пойдем в навесной ресторан, будем смотреть на город сверху вниз и пить шампанское.
— Шампанское, — Ясмин хмурит брови, — Женский напиток.
— Пускай. Помнишь, еще, будучи в банде, мы захватили склад, но, к нашему сожалению, там ничего полезного не было. Ни металла, ни еды. Только шампанское и апельсины, покрывшиеся коркой от мороза. Кажется, тогда была зима…
— Да, этот же день, 29 февраля, — кивнул Ясмин.
— И как ты все запоминаешь?! — изумился Винсент, — Да, точно. Февраль. Мы тогда от отчаяния устроили себе праздник. Сидели на ящиках и пили шампанское, закусывая холодными апельсинами.
— Хочешь повторить?
— Да, — Винсент кивает. В его глазах все та же печаль, но теперь в ней есть доля радостной ностальгии.
— Хорошо, повторим. Винсенте, неужели ты так скучаешь по тому времени полному опасностей и борьбы? Чем же тебе не угодил мир, который я построил для тебя? Почему ты так несчастлив?
— Глупости, я не знаю, о чем ты. Все супер! — Винсент хитро улыбается, и, едва удержавшись, чтобы не ухватить главнокомандующего за руку, произносит, — Пойдем же, а то мало времени останется. Завтра опять на работу.
— Идем, ты нравишься мне особенно, когда полон жизни.
Винсент не отвечает.
Он так старался выудить из памяти хоть одно живое воспоминание, что теперь едва ли мог придумать ответ на незамысловатый комплемент любовника. Жаль, что сейчас он лишь играет в счастье, но когда-то ему действительно было весело. Самое страшное, что вскоре и сам секс потеряет остроту, что тогда останется? Что останется от них с Ясмином?
Страшно.
Поэтому Винсент молчал. Ему хотелось прижаться к сильным рукам Ясмина, и ощутить пламя борьбы вновь, но он не мог… Его сковывали правила мирного времени, установленные ими же самими. Поэтому Винсент желал просто напиться шипучим и легким напитком, а потом забыться, потонув в этой дурманившей пустоте.
Всего лишь забыться.
Магазин «Жареные пауки» прятался на первом этаже среднестатистического жилого дома. Здесь продавалась всякая живность опасного и не очень опасного характера, которая к жареному состоянию отношения никакого не имела, ну разве что в далеком своем будущем.
Хозяина магазинчика звали Саян Савинкофф, с виду обычный неприметный авантюрист, как и все предприниматели старого и нового времени.
Саян был пухл и бородат, хотя высокий рост и выразительные глаза все компенсировали. На этом его достоинства заканчивались, и начинались одни недостатки. Хозяин магазина был скуп, даже жаден, к тому же жесток с близкими и подчиненными людьми, в делах жутко нетерпелив, а в довершении ко всему являлся шпионом старой системы, ныне отчаянно борющимся за существование и сохранение своей «тайны».
Читать дальше