Саша Ино - Огонь Черных лилий

Он бесцельно просиживал время день за днем. А ведь кто-то в этот момент отчаянно боролся за жизнь и лучшую долю. А у него была и работа, и статус, и имя, и большие апартаменты, любезно предоставленные правительством. Но ничего своего, по сути, у него не было.

Винсент сел на дубовое кресло и закурил.

Курить в министерстве не дозволялось, но ему было решительно наплевать.

Он вытянул ноги на столе и откинул голову на спинку кресла.

Во рту клубился насыщенный и душный привкус ладана.

Сигареты с ладаном, что может быть ужаснее? Но сейчас только такие, ладан мешают с чаем, и получается почти табак, сильный запах убивает вкус. А сигареты — легкие…

Но людям стало безразлично.

Они научились выращивать искусственные органы: легкие, почки, сердце. Вот только с печенью и мозгом вышел какой-то косяк.

Винсент тихо рассмеялся.

Забавно. Забавно, что мозг и печень уникальны, это единственные органы, которым нельзя найти замену.

— Наверное, у людей там душа, — рассудил Винсент, внезапно его глаза из печальных стали лукавыми, — Правда мысль о том, что душа человека живет в ливере не слишком греет.

И тут же Винсент пришел к мысли, что души, пожалуй, и нет. Он уставился на пепельницу, где умирал окурок.

— Но раз души нет, что же так мучительно болит, — спросил он сам себя.

Его перебил телефонный звонок, словно схвативший своим мелодичным треском за самое сердце.

Винсент знал, кто звонит, поэтому, сняв трубку, он спокойно поприветствовал:

— Привет, Ясмин…

Что-то ответили.

— Да я догадался, кто же мне еще позвонит.

Накатила тоска.

— Я нормально.

Тоска стала сильнее.

— Скучал? Возможно. Здесь нельзя не скучать.

Тоска стала раскачиваться на натянутых нервах, сводя все мышцы единым спазмом.

— Что-то срочное?

Тоска вытворяла немыслимые пируэты, и нервы стали провисать, щипая глаза.

— Ничего особенного? Тогда зачем? А… Приказ…

Выстрел из одного слова добил несчастные нервы. Винсент готов был плакать.

— Хорошо, я приеду.

Он усыпил трубку, положив на рычаг.

— Бедный Ясмин, тебе опять приспичило, — сказал он сам себе, и, стукнув рукой по белизне листа, покоившемся на письменном столе, направился к вешалке.

Через каких-то десять минут он снова ехал в машине, но теперь уже в совсем другую сторону.

— Ясмин… ах, простите, главнокомандующий, — после получасового ожидания в приемной, Винсент все же вошел в кабинет и теперь старательно кланялся, иронизируя над старинным другом.

— Проходи, генерал Феникс, — Ясмин холодно поприветствовал товарища и жестом руки пригласил сесть на стул напротив своего письменного стола.

Винсент проигнорировал дозволительные пределы и бесцеремонно уселся на край стола, скидывая шинель на пол.

Ясмин остался равнодушным.

Белое и синее.

Как небо и земля далекой Арктики.

— Мне нужна твоя подпись, — произнес главнокомандующий своим низким голосом и поднял перед глазами бумагу с печатными буквами.

— Что это? — Винсент попытался заглянуть в текст.

— Указ, я вношу его на обсуждение в совет Пяти, чтобы он прошел мне нужны подписи.

— Как глупо…

— Таковы правила.

— Мы боролись против правил, а в итоге создали кучу своих.

— У тебя есть шанс сформулировать свои претензии на ежегодном форуме, твой статус позволяет.

— Смешно. Что за указ?

— Поддержание демографического положения.

— Путем?

— Ты знаешь сейчас рождаемость на нуле, города отравлены, вот наше наследство от старых империй животного страха.

— Путем? — чуть настойчивее повторил свой вопрос Винсент.

— Охранная политика. Запрет нетрадиционных союзов, — отчеканил Ясмин.

Винсент с секунду молчал, а потом разразился хохотом.

— Ясмин, ты сядешь в тюрьму? — спросил он, наконец, отсмеявшись.

— Нет, — его собеседник был невозмутим.

— Ясмин! — Винсент был преисполнен иронией, — Меня всегда поражало… ты издаешь указы, требуя строгого подчинения, а сам никогда им не следуешь. Они тебя не касаются. Помнишь, издав указ о запрете спасения раненых на поле боя, ты сам же его нарушил…

— Мне надо было тебя бросить? — Ясмин блеснул сталью своих глаз.

— Возможно, так было бы даже лучше. Я вообще жалею, что не подох маленьким, а ведь в «городах-помоинах» предоставлялось столько возможностей исчезнуть раз и навсегда. Гораздо труднее было умудриться выжить.

Винсент бросил печальный взгляд на невозмутимого собеседника и продолжал: