Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

— Упал-отжался! — прикрикнул Аргенто, стукнув Фабиано посохом по колену. — Чего приуныл-то? Уж час как бить перестали, радоваться надо, легко отделался.

Фабиано повернул к нему разбитое лицо и плюнул зубом.

— Радоваться? — просипел он. — Мне — радоваться? По твоей милости у меня теперь ничего нет! Ни денег, ни власти, ни дома. Из города выгнали! Сын родной отрекся!

— Стал быть, таким хорошим делом занимался, что даже сыну врать приходилось? — Аргенто усмехнулся, вспомнив, как пришел в себя Гиацинто и сперва, кое-как натянув штаны, бросился извиняться перед отцом. Потом ему объяснили, что происходит, и жречонка вырвало. Первый же удар нанес отцу он.

— Жив он? — тихо спросил Фабиано.

— Жив, — кивнул Аргенто. — К церкви, правда, на пушечный выстрел больше не подпустят. Там теперь Ламберто заправлять станет, как в себя придет.

Фабиано кивнул:

— Это хорошо… Ламберто — парень честный, исполнительный, хоть и вредный.

— Ты зато полезный был. Ладно, чего расселся? Пошли!

— Куда? — изумился Фабиано.

— Куда-куда… Куда глаза глядят. Добредем до Дируона, жахнем по кружке темного, а там и видно будет.

Аргенто, помахивая посохом, пошел по дороге. Фабиано, кряхтя, поднялся на ноги и заковылял следом.

— И что, — спросил он, — ты согласен пуститься в путь со мной? После всего?

Остановившись, Аргенто с удивлением посмотрел на разжалованного жреца:

— А почему бы и нет? Ты старый негодяй, я старый негодяй. Неужели у нас не найдется, о чем побеседовать за кружкой темного? Пошли! Не надо оглядываться. Пускай Вирту залечивает раны.

— Волнуешься?!

Энрика Альтерман от неожиданности подпрыгнула и едва подавила крик, когда ей на плечи опустились чьи-то ладони. Обернулась, кипя от возмущения, но тут же улыбнулась, увидев смеющееся лицо Лизы Алгиси.

Они стояли в углу концертного зала, заполненного галдящими людьми. Внутри самой настоящей филармонии, похожей на ту, что в Ластере, только в Вирту. Филармонии, построенной на малую толику скопленных Фабиано богатств. Работники, нанятые по всем окрестным городкам, трудились не покладая рук целый год. Многие успели обзавестись семьями в Вирту, да так здесь и остались. Выросли новые домишки, появились новые улицы. Городок рос, охотно принимая новых жильцов. А сегодня едва ли не все эти жильцы собрались на долгожданное открытие филармонии.

— С ума сейчас сойду, — пожаловалась Энрика. — Смотри, как дрожат руки.

Лиза сжала ее трясущиеся ладони в своих.

— Когда выйдешь на сцену, все прекратится, — сказала, глядя в глаза подруге. — Ты же знаешь.

— Знаю, — нервно рассмеялась Энрика. — Скорее бы на сцену!

За кулисами собрались музыканты. Привлеченные громким строительством филармонии, многие поначалу презрительно скривили носы, а потом заинтересовались. Ближайшее место, где можно всерьез заявить о своем таланте, находилось слишком далеко. А Вирту набирал обороты. И музыканты потянулись.

Они тянулись до самого конца декабря, и окончательную программу Энрика утвердила пятнадцать минут назад. А сейчас нет-нет, да и оглядывалась по сторонам, волнуясь о том, чтобы не пропустить, если вбежит еще кто-то, опаздывающий и запыхавшийся, без инструмента, одетый во что попало, знающий лишь то, что ему очень важно выйти сегодня на сцену. Но никто не вбегал, и постепенно Энрика успокаивалась.

— А где Рокко? — спросила она.

Лиза пожала плечами:

— Вот не знаю. Меня выгнал. Сказал, надо там чего-то со шкафом решить…

На отшибе, неподалеку от церкви, стояла покосившаяся хибара. Покосилась она не от древности, но от безрукости построившего ее человека. Того самого человека, который там теперь и жил в одиночестве, вспоминая былые развеселые дни.

Он перепробовал много ремесел, но ни к чему душа не лежала. Наконец, сумел задержаться в подмастерьях у сапожника. Тот оказался настолько добр, что уже позволял ему брать не слишком важные заказы на дом и не отдавать с них долю.

Вот и сейчас, при свете керосиновой лампы, Гиацинто кропотливо натягивал кожу на колодку. С улицы доносились веселые вопли, праздник бушевал вовсю, но Гиацинто лишь морщился на эти звуки. Он приучил себя думать лишь о цели. А цель у него была простая: жениться. Для чего нужны были деньги и надежная почва под ногами. Вот он и работал, день и ночь, перекусывая чем попало, изредка прерываясь на сон.

— Тук-тук! — Дверь открылась, кое-как держащийся крючок вылетел и брякнул об пол. — С Новым годом, с новым счастьем!