Василий Криптонов - Палач, скрипачка и дракон

— Всенепременно, любезная фрау, — улыбнулся Адам Ханн.

— А Фенкель? — спросил Нильс. — Стражник по имени Фенкель, он…

Адам мотнул головой:

— Увы, дорогой друг. Отнюдь не все истории заканчиваются счастливо. Всего лишь одна из тысячи. А у нас тут и без того явный перебор. До встреч. Заходи с супругой. В Ластере ты теперь — желанный гость.

Померкло изображение, рассеялся и исчез дым. Нильс понуро спустился с алтаря и встал рядом с женой. Энрика Альтерман взяла его за руку.

Давно покинули алтарь Аргенто, Ванесса и Лиза. На алтаре оставались двое. Рокко Алгиси и Фабиано Моттола. Широко улыбаясь, Рокко подошел к кафедре.

— Ну а теперь — заключение, — провозгласил он. — Откроем тайну исчезновения Гиацинто, а также попробуем понять, какого Диаскола в Вирту уже пятый год не могут отремонтировать нормально дороги!

С этими словами он повернул громоздкую кафедру, и стена с фреской поехала вниз. Возмущенный вопль вырвался из сотен ртов, хотя казалось, что больше возмутить людей уже нельзя. Но вид голого Гиацинто, храпящего на груде золота, сделал невозможное. Люди вставали со стульев. Люди шагали к алтарю. И карабинеры, послушные успокаивающему жесту руки Нильса, не собирались никого останавливать.

Аврора Донатони, Лукреция Агостино, Камилла Миланесе, полностью одетые (Камилла, правда, — в весьма потерзанную монашескую одежду) смиренно сидели в сторонке и зевали. Как только стена опустилась, они хором воскликнули:

— Рокко, нам скучно! Ты достал порошок?

Всему на свете положен предел. Вышел срок и расправе над Фабиано. Притих уставший Вирту, расползлись люди по домам, переваривать увиденное, услышанное и содеянное.

Пока Лиза объясняла матери, что уходит из дома, чтобы жить в крохотной каморке, Рокко, сидя в кухне-гостиной-лаборатории, задремал прямо на стуле. И минувший день, и ночь, и подходящий к закату день нынешний оказались столь богатыми на события, что последние силы покинули новоиспеченного колдуна.

— А ну, не спать! — рявкнул над ухом знакомый голос.

Рокко кубарем скатился со стула и, страшно ругаясь, вскочил на ноги. Перед ним, посмеиваясь, стоял одетый в непонятное рубище Аргенто.

— Фух, это вы, синьор учитель! — Рокко схватился за сердце. — Чуть жизни не лишили.

— Слабенько в тебе дух-то держится, — покачал головой Аргенто. — Крепчать надо. Ну ничего. Сейчас самостоятельную жизнь начнешь — закалишься.

— Вот, кстати, про такое, — закивал Рокко. — Я помню правила, конечно, двум колдунам под одной крышей не жить. Но вы, может, подскажете, куда податься? Денег-то у меня небогато, где селиться — ума не приложу. К супруге — оно как-то не по статусу, престиж пострадает. А строить не выучился, все с колдовством, с колдовством…

Аргенто удивленно вытаращил глаза:

— Так, я не понял. А чем тебе эти хоромы — не дворец?

Рокко недоуменно обвел взглядом дом.

— Дык ведь…

— Дыкать с женой будешь, а мне — нечего.

С этими словами колдун подошел к вделанному в стенку стеклу с надписью: «Разбить, когда все надоело».

— До сиреневых соплей уж надоело, — проворчал он и саданул по стеклу кулаком.

Рокко вздрогнул. Посыпались осколки. Но мир не исчез, и Диаскол не вырвался из преисподней. За стеклом оказалась ниша, где висела остроконечная серая шляпа и корявый посох. Шляпу колдун нахлобучил на голову, взял посох и, насвистывая, пошел к выходу. В дверях обернулся и сказал остолбеневшему ученику:

— Живите правильно, зарабатывайте грамотно. Несси не обижай. Она хоть дура, а добрая, ну да ты сам знаешь. Вот и все. Коль башка на плечах есть — не пропадете. Дио в помощь!

Он уже хотел выйти, но Рокко воскликнул:

— Постойте, учитель!

Аргенто повернул голову. Рокко подбежал к нему, замер, захлебываясь словами. Аргенто вздохнул и расставил руки:

— Ну иди уже сюда, остолоп ты этакий!

От могучего объятия у Рокко затрещали кости, но он даже не пикнул.

— Девчонок моих не забывай, — тихо сказал Аргенто. — Выгуливай раз в годик, а то закиснут.

— И это ваше последнее наставление? — горестно всхлипнул Рокко.

— Ну а чего ты ждал, дурачок? — ласково спросил Аргенто. — Ты сколько лет со мной под одной крышей жил, мог бы и привыкнуть.

Вскоре Аргенто вышел из дома. Улыбнулся перевалившему за точку зенита солнцу, шумно вдохнул морозный воздух и, насвистывая, пошел по дороге, ведущей из города. Ни разу не обернулся. Ему действительно надоело все.

За чертой города, у столба с перечеркнутым словом «Вирту» на табличке, сидел на обугленном полене толстый и несчастный Фабиано. Все лицо в кровоподтеках, ряса порвана, на шее болтается обрывок веревки. Жреца пытались вздернуть, но — неумеючи, и веревка порвалась. А потом все вдруг подумали, что бить — гораздо интереснее, и можно долго, тогда как убить — это раз, и все, никакого веселья.