Ксюша Ангел - Трудный ребенок

– Эй, ты чего тут стоишь? И лица на тебе нет...

Я вздрогнула, обернулась. Глеб хмурился, смотрел выжидающе. Да уж, плохая из меня актриса.

– Всю ночь мучили кошмары, – соврала я. – Влада не видел?

– Собирался в город вроде. Видел его с Кирюхой на кухне. – Он склонился ко мне и тревожно спросил: – Опять беда?

– Беда? – испуганно переспросила я. Паника поползла по затылку, что, казалось, даже волосы зашевелились.

– Видение, спрашиваю? Что-то ты совсем потерянная.

Я шумно выдохнула.

– А... нет... То есть не думаю. Но Владу все же скажу. Пусть сам решает, что с этим делать.

Он помолчал несколько секунд, глядел на меня, не моргая, а затем пробормотал:

– Не нравится мне твой вид. Ты бы сказала, если бы что-то случилось? Ты всегда говоришь...

– Ты будешь первым, кто узнает.

И я вновь соврала. Врать ему — человеку, который был ближе всех для меня, было невыносимо. Но сказать означало подвергнуть его опасности. Он все узнает сам. Потом.

Входная дверь открылась, и к нам вышел Влад. Скользнул по мне ледяным взглядом и кивнул Глебу.

– Вот вы где!

В груди жаром поднялась обида, сдавила легкие, опустилась вниз — к жиле, будоража кен. Ладони тут же зачесались, но я заставила себя подавить злость. Ударить, конечно, было бы приятно, но тогда Кира точно убьет Глеба. Выпьет досуха.

– Идем со мной, – сухо бросил Влад и вошел обратно в дом.

– Что это с ним? – пробормотал Глеб, посмотрел на меня подозрительно. Затем выражение его лица сменилось на ироническое. – Поругались, понятно. Шла бы ты за него уже и не парилась! Смотреть на вас больно.

От этих слов мне стало совсем плохо. Глаза наполнились слезами — непроизвольно. Глеб порывисто обнял меня, прижал к себе.

– Извини. Не хотел расстраивать. Не могу смотреть, как мучаешься.

– Это ненадолго, – прошептала я, глотая соленые слезы.

Ну вот, зря красилась. Мне это вообще противопоказано. Или нужно запастись водостойкой косметикой.

Впрочем, плакать в мои планы не входило. Нужно было в Липецк, а для этого необходимо пустить пыль в глаза Владу. Пускать пыль я не особо умела, но учиться никогда не поздно, особенно когда на кону собственная жизнь. Притвориться потерянной труда не составит – даже играть не придется. Скажу, что поеду в город за вещами. Многое ведь осталось у меня на Достоевского. Или что проведаю Вику. Смертникам в последних желаниях не отказывают.

Влад ждал меня в гостиной. Там же, у окна, стояла Кира и мстительно улыбалась. Наверное, хорошо, что она так себя ведет. Иначе мне было бы хуже. Думать о ней, как о дочери, невыносимо.

Влад знаком велел мне следовать за ним наверх и, не оглядываясь, поднялся по лестнице.

Переживешь. Ты все это переживешь, Полина. Просто потерпи.

Шаги утопали в мягком ворсе ковра, и казалось, я реально иду на казнь. Вернее, на ее репетицию. Сейчас поднимусь, а там — гильотина и палач, весь в красном, жилистый и мрачный мужик. А над нами небо — синее-синее, и облака...

Над нами был потолок. А вокруг — подавляющие стены. Его комната. Бордовый. Никогда не любила этот цвет.

Влад закрыл за нами дверь — словно клетку захлопнул. Сердце на миг остановилось, а затем понеслось галопом. Он вновь стал непредсказуемым и опасным. Далеким, холодным, ужасным злодеем — кошмаром моей жизни. А ведь так и есть. Я ни капельки не повзрослела, и рядом с ним все еще пасую, несмотря на суперсилу и прочие плюшки.

– Ляг и подними футболку, – сухо велел он.

– Зачем? – опешила я, с ужасом понимая, что голос дрожит.

– Надо, раз говорю.

– Не хочу... – Я отступила на шаг, на плечи навалился ужас, тяжелый, неподъемный. Чувствовала себя беспомощной, маленькой, беззащитной.

– Не заставляй меня делать это силой.

Я замотала головой и испуганно покосилась на кровать.

– Не хочу, – повторила упрямо.

– Полина... – Он шагнул ко мне, руки сомкнулись на плечах. Я дернулась в сторону, но поздно...

Сознание заволокло дымкой, мысли спутались, а затем и вовсе исчезли. Я потерялась — в пространстве, времени, желаниях. Была лишь его воля, его голос, его прикосновения.

Краем сознания отметила, что лежу на кровати, надо мной возвышаются стойки с балдахином, он нависает, пьянит, дурманит разум.

Руки Влада — горячие, требовательные — касаются живота. В том месте, где находится жила. И мое тело отвечает на прикосновения. Оно плавится, горит, пульсирует. И я горю — зажигаюсь вся, от макушки до пят. Мне хорошо. Радостно. Тепло.

Я пьяна.

Секунда — и внутренности взрываются болью. Ощущение, будто ударили в солнечное сплетение.