Тару Ссонберг - Соль и дым [litres]

– Я хочу пообещать. Но смысла нет, ничего нет, кроме… этого.

И Макензи понимает его. Она всю жизнь прожила потерянной и оторванной. И должна обречь на это теперь другого. Какой-то чертов замкнутый круг. Замкнутый, как остров в водах океана.

Взяв сухие вещи, которые принес ей Арлен, Макензи выходит.

Просыпается девушка в сухой одежде, под теплым одеялом, натянутым до подбородка. Руки ломит от тепла. На ее боку лежит рука Арлена, он сам как-то скрутился на полу возле кровати, на которой уснула Макензи. Высвободившись из-под одеяла, она берет парня за руку, но он даже не шевелится. Зато девушка поняла, что ее разбудило. За окном какой-то шум, голоса. Человеческие, не поющие. Макензи хочет позвать Арлена, открывает рот, но звук застревает где-то в легких. Она резко тормошит парня, прежде чем дверь открывается, и за вскочившим Арленом Макензи не видит пришедших.

– Что ты сделала с моим внуком?! – слышит она прежде, чем на нее бросается бабушка Джокера, но натыкается на Арлена.

Он держит миссис Коллинз, пока остальные оттаскивают ее подальше, и перед Макензи появляются родители. Они спрашивают, где она была, что случилось. Но она молчит. Несколько мужчин выводят бабушку Джокера на улицу. В доме остаются только родители Макензи, их дочь и уже проснувшийся Арлен. К нему подходит отец Макензи:

– Что произошло, Арлен?

Парень смотрит на Макензи и отвечает, как по шпаргалке:

– Она хотела прийти ко мне, у воды у нее закружилась голова и она упала. Я подумал, что стоит оставить ее в тепле… – Тут он снова начал запинаться. – Я пойму, если… Извините, что…

Но ответ ошарашивает его:

– Спасибо, что присмотрел за ней.

Отец Макензи хлопает его по плечу. Чуть дальше миссис Кирван обнимает дочь, гладя ее холодные волосы.

На маяке царит спокойствие, но за ним ревет миссис Коллинз, требуя внука. Она выкрикивает имя Джодока все тише, по мере того как ее уводят все дальше. Домой. Дальше от ее «внука».

Миссис Кирван спрашивает дочь, пойдет ли она домой. Макензи кивает. Бодрее, чем следовало бы. Потом смотрит на Арлена. И ее мама понимает:

– Пойдем с нами, Арлен. Ну же, нельзя сидеть одному в такое неспокойное время.

Но за окнами маяка волны океана спокойны. Серо, но где-то за облаками верится в солнце. Куда спокойнее, чем в последние пару месяцев до этого. Только чайки успокаивающе кричат, заменяя своей песней все звуки жизни на острове. Но Арлен все равно говорит:

– Да, спасибо.

И идет за ними.

Они уходят.

Ищут то, что прямо под ногами. Что рябит в глазах, когда они ищут. Он разливается холодным существом голодного зверя у ног слепого хозяина и замирает. Они споткнутся об него. И не заметят.

Вдруг стало так много точек.

Законченных предложений.

И мало. Мало слов.

Они усадили его на мягкий диван, подали плед и чашку ягодного чая. Налили в уши музыку. И оставили оттаивать.

Макензи суетилась по дому. Переставляла все с места на место, а потом удалилась в свою комнату. Не сказав ни слова. Без шума волн и бьющегося ветра Арлен даже мог расслышать шелест листов бумаги. Наверное, Макензи перебирает рисунки. И, несмотря на то, каким личным это занятие кажется, парень решает подняться к ней. Девушка стоит у окна, рассматривая рисунки, и раскладывает на подоконнике одной ей понятные стопки бумаг.

Оглянувшись на Арлена, Макензи тряхнула волосами, тут же напомнив о порывах океана. На секунду дыхание Арлена замерло.

– Что ты делаешь? – Произнес он единственные слова, что пришли ему в голову.

Он подходит к ней и смотрит на рисунки через плечо. Там все те же картины – волны, океан, черный берег. Его привлекает стопка рисунков, где есть красные пятна. Он берет их в руки и листает. Красными и розовыми пятнами оказались лужи крови на берегу и на воде. На черных камнях кровь выглядела даже красиво. А в воде в этих лужах крови всегда лежал один и тот же парень – Арлен.

Вот как, должно быть, все происходит, если смотреть со стороны. Всего лишь глупый человек против стихии. Вот как на его теле появлялись гирлянды синяков, как расцветали розы ссадин. И как это знание ложилось на хрупкие плечи Макензи Кирван, что с рождения держит в руках кисть, под подушкой – краски, на полу – стакан цветной воды.

Когда взгляд Макензи становится слишком тяжелым, Арлен смотрит на нее в ответ. Увидев что-то в его глазах, она откладывает те рисунки, что были у нее в руках, сгребает все остальные в одну сторону и хочет взять у него из рук картины, но Арлен почему-то не отпускает. Осознав это, сам кладет их на подоконник. Макензи разбирает их и выкладывает в определенной последовательности. Сначала был каменный берег, с которого мягкие волны смывали красную краску. Потом волны бились о камень, заглаживая его раны. Там были дикие лошади из глубин океана оттенков серого и винного. Они приносили за собой волны, или же волны их выводили на пастбище. Потом можно было куда лучше разглядеть жесткую шерсть роанов, повторяющую рисунки волн на бушующем океане. Роаны, уводящие в ил человека. Человек, который боролся с ними, набрасывая на их сильные шеи венки из травы и цветов и выпутывая их копыта из рыбацких сетей. Каменные, нет, просто холодные серые руки, тянущиеся к человеку из волн, закрывающие ему рот, уши, разрывающие рубашку в клочья. Огни маяка, льющего свет на красные волны. Бьющееся сердце.