Марина Дечко - Ворожея

Вера в нем растет, озаряя душу светом теплым. И Дар снова замахивается мечом, целясь прямо в того, что отцом звался. Отчего так? Он-то и не думает, что тот помочь может, а вот...

Кровью пахнет все ярче. И, значит, Дар попал.

А Чародейка шипит, отзываясь:

- Отец твой всегда был глуп. Вот и нынче...

Краем глаза Дар видит, как тень густая, что становится с каждой минутой лишь плотнее, сжимается мощными лапами. И крик ее становится осязаем, слышен. Стало быть, когти темные могут рвать не только плоть, но и...

- Не поможет больше, - отзывается пятно рыжей шерсти. Мелькает с дерева на дерево, с ветки на ветку. И снова хватает широкой лапой грудь Дара. Кровь...

Воин уходит в последний миг. Снова держится за наузу, что матка плела. А еще за другую - подаренную Ярославой. И боль, что опаляет его всего на миг, угасает в разы сильнее. А сам воин разумеет: на ворожбу Чародейки есть другая, не менее мощная.

Шипение злое. Рык. И снова рывок.

В этот раз Дар уходит. Заносит меч - и снова попадает по шкуре рыжей. Только теперь порез глубокий - воин чувствует это, проходя по хребту плотному. И видит, как выгибается спина Колдуньи.

Рысья морда кривится, плывет.

И кровь ее пахнет дурно - гнилью, смертью да тленом самим. Дар это чует даже так, освобожденный от проклятья степного. Значит, все это снова обман. Не кровь это, хоть и бежит по венам.

Запах медуницы становится нестерпимым, с горьким привкусом. И Чародейка снова нападает. Смеется, ухватив теплой плоти. Сплевывает бурую слюну на сизый снег. И чертит в пространстве знак.

Черный, с острыми зазубринами.

Знак покоряется. Оживает в руках-лапах. Шипит подобно змее. И ползет к Дару, обвиваясь кругом шеи. Держит крепко, отчего вдоха не хватает, чтобы набрать в грудь воздуха поболе.

Перед глазами медленно меркнет что свет, почти угасший, что сама жизнь.

Чародейка довольна. Она больше не станет играть с жертвой. Да и зачем? С нее станется развлечений! Любой хищник когда-то должен поглотить добычу, потому как в жизни и крови - сила. А в ней - власть.

Мир перед глазами медленно меркнет. И уже в самом конце, перед тем, как Дар готов уступить, он видит ее - свою ворожею. Тонкая фигурка с огромным животом проглядывает сквозь рваные раны пространства. Он видит, как ей тяжко идти по вьюге дикой. И знает, что всего-то и нужно - отдать жизнь за нее. За дитя нерожденное...

И Дар, раскрыв глаза напоследок, бросается с мечом на Чародейку.

Сизая сталь легко входит в нежную плоть.

Колдунья вздрагивает. Ее глаза удивленно раскрываются, искажая пригожие черты удивленьем. А потом воин слышит:

- Я бессмертна, Роговлад. А вот ты - нет.

И мир меркнет.

***

Вьюгу принесли девы в платьях белых. С руками тонкими, что швыряли горсти снега в гостей непрошенных, да упирались чернеющими глазницами в раскосые глаза воинов степных. Говорить пытались:

- Почто пришли на Землю Лесную?

Те степняки, что отвечали им, исчезали в пелене снежного вихря первыми. А на том месте, где только что стоял воин, загорались алым светом голодные глаза. Волчьи.

Вот и его, Хана, спросили?

- Почто пришел?

Девка эта спускалась с дерева ближнего. Шла легкой поступью, облаченная в одежды легкие. И ни снег, ни ветер были ей не помеха. Тонка, стройна. Волосы длинные, тяжелыми волнами спадающие до самых пят, лишь слегка покачиваются порывом озимка. Кто?

- Омела-а-а-а, - поет она. - Не ведал?

Хан машет головой. А дева хороша. И даже у Айнур, жены его любимой, младшей, нет такого сладкого голоса. И волос таких нет. А вот пахнет от девы все также: медуницей. Сладкой, приевшейся еще с покоев самого Элбарса.

Не верить...

Подле него падает еще один воин. И его, кажется, утаскивает в снежную пелену нечто темное, подобное змее. А дева, что тянет к Аслану-Льву руки, улыбается:

- Гадюшница. Тоже вот сестри-и-и-ца... Огневики еще поспеть должны...

Она глядит на Хана нежно, томно. И он вспоминает рассказ купца полнолицего, с которого степной брат гоготал у костра. О такой же вот деве сладкоголосой, с речами дивными. Не устоял...

- Знаешь обо мне? О нас?

- Знаю, - кивает Хан. И режет тонкое платье изогнутой саблей.

Красная дева удивляется всего на миг. Останавливается. А затем шипит подобно тем, черным. И руки вытягивает в сторону Степного Льва. Увернулся? Так это только от нее. А вот от зверья лесного не удастся. И подле Хана раздается вой волка.

Обернуться на рык. Замахнуться саблей тонкой. Рубануть!

Хан снова нашел свою жертву, да только замест одного воя появились два. За ними - три. И спустя всего минуту их было не сосчитать.