Анна Бэнкс: Тритон

— Она, должно быть, как раз сейчас приходит в себя, — мама откидывается на кресло. — Эта девчонка просто акула.

— И это говорит мать, отравившая собственного ребенка хлороформом.

Тяжело вздохнув, она отвечает:

— Наступит день, и ты меня поймешь.

Но похоже, сегодня еще не тот день.

— Нет, нет, нет, — говорю я, вздымая в воздух палец в жесте "даже и не думай". — Не смей изображать ответственную мать. Не будем забывать значение прошедших чертовых восемнадцати лет, Налия.

Ну вот. Я это сказала. В конечном счете, этому разговору быть. Вина проступила на ее лице, отразившись в изгибе губ.

Налия, принцесса рода Посейдона, складывает руки на коленях с раздражающим спокойствием.

— Как будто ты сама не скрывала пару тайн. Я готова поделится своими, если ты сделаешь тоже самое.

Я откидываюсь назад, опираясь на локти.

— Мои секреты — твои секреты, помнишь?

— Нет,— она качает головой. — Я не говорю о том, кто ты. Я говорю о твоем парне и его друзьях. И о том, что они рассказали тебе.

— Гален все рассказал перед тем, как отправиться за Громом. Я знаю не больше твоего.

— О, Эмма, — с жалостью в голосе отвечает мама. — Они врут про Грома. Он мертв.

Неожиданный поворот.

— С чего ты это взяла?

— С того, что это я его убила.

Чувствую, как мои глаза округляются.

— Что-что?

— Это было давно, несчастный случай. Уверена, твои новые друзья думают иначе. Эмма, Гален и Тораф не за Громом пошли. Они приведут Сирен, чтобы меня арестовать. Зачем, по-твоему, они велели Рейне не спускать с меня глаз?

— Ну, может, ты вела себя как ненормальная?

— Если бы дело было только в этом.

Нужно несколько минут, чтобы переварить все это, и мама дает мне передышку от болтовни. Снова и снова я повторяю себе — мама думает, что Гром мертв. Будто и в правду верит в это. Что заставляет меня задуматься о нескольких вещах.

В принципе, я никогда не видела Грома. Все, что я о нем знаю — это то, что рассказал мне Гален. Но Гален врал мне и раньше. Все внутри меня сжимается от одной лишь мысли, что, возможно, он все еще врет. Но зачем ему это? Чтобы убедиться, не дам ли я маме сбежать?

Неужели Гален и Тораф могут быть настолько ужасными, чтобы обмануть меня ради ареста мамы?

С другой стороны, я не могу упустить и тот факт, что мама тоже врала мне. На протяжении чертовых восемнадцати лет. Потом она накачала меня, выкрала из дому и поселила в каком-то дешевом мотеле, пахнущем прошлым веком. Но сейчас — середина недели, а это значит, — я пропускаю школу, а она работу. Она бы не вырвала нас из нормальной жизни, если бы не думала, что это серьезно.

Более того — этот разговор изматывает ее, словно старит: губы поникли, глаза впали, а сама она глубоко осела в кресле. Она действительно верит, что Гром мертв.

Когда она сохраняет молчание, я обращаюсь к ней.

— Не могла бы ты рассказать все по порядку, пожалуйста. Меня убивает, что приходится тянуть информацию клещами. Правда.

— Да. Прости, — она в девятый раз затягивает хвост. — Ладно. Раз уж ты знаешь о Громе, я думаю, ты знаешь, что мы должны были быть связаны.

— Да. И я знаю о вашей ссоре и о взрыве мины.

Нижняя губа мамы задрожала. Мама не плаксива. Тяжело поверить, что что-то случившееся так давно, до сих пор бередит ее сердце. И это возмутительно, по отношению к папе. Как бы то ни было, она оплакивает другого мужчину. Ладно, мужчину-русалку. Но она не ведет себя так, когда говорит о папе, а он умер чуть больше двух лет назад. Гром же был мертв для нее десятилетиями.

— Дай-ка угадаю. Они сказали, что Гром выжил во взрыве, правильно? — Ее практически трусит от злости. — Но поверь мне, это не так. Когда я пришла в себя, его уже не было. Я больше не чувствовала его.

— В точности то же самое рассказывал Гален о тебе. Что они нигде не могли тебя найти.

Она думает над этим с минуту, а потом говорит:

— Эмма, когда Сирена умирает, ты больше не можешь чувствовать ее. Гром и я чувствовали друг друга через полмира, милая. Мы просто.... мы были связаны таким образом.

Это задевает меня. Гален говорил, что Гром и Налия были словно созданы друг для друга. Я считала это безумно романтичным. Но это было до того, как я узнала, что Налия и моя мама — это один и тот же человек. Ей что, папа был вообще безразличен?

— Так ты что, даже искать его не стала? Подумала о самом худшем и ринулась на берег?— Почему-то, сказав это таким образом, мне стало легче.

— Эмма, я больше не чувствовала его...

— Тебе не приходило в голову, что взрыв мог повлиять на твое чутье? — выпаливаю я. — Потому что Гален говорил, у Грома было неважно с этим после взрыва. Но тебя перестали ощущать даже Ищейки.